Перчатки обволакивают руку мягким теплом. Подогрев включается автоматически — в режиме энергосбережения по умолчанию, но одно привычное движение по сенсору на запястье, и теперь они будут хранить комфортную температуру для пальцев невзирая на холод снаружи.
Пока хватит заряда.
Перчатки — это незначительная деталь, но благодаря дурману Джа фокусируется на них куда больше, чем на значительных вещах. Например — вопрос Мэлани, на который Джа догадывается дать ответ, уже взбегая по лестнице обратно наверх.
— Нашествие! — он выкрикивает это слово с едва скрываемым восторгом.
Это действительно больше похоже на нашествие. Они идут волной, метель скрадывает их количество, рисуя из небольшого отряда посреди необъятных просторов армию. Черную, быструю армию маленьких злых муравьев, которые идут сражаться с другими муравьями, а те будут стоять на стене — пока есть кому стоять.
Как другие муравьи-сепаратисты врываются в твой муравейник, пока ты слишком занят в другом месте.
Муравьи. Ведь именно так они выглядят из космоса.
Джа мог бы подумать о том, что Мэлани может счесть его восторг за кровожадность, если бы это его хоть сколь-нибудь волновало сейчас. Но он восторгается чем-то другим. Отважностью дикарей, бросающихся в бессмысленный и заведомо проигранный бой? Гротескностью декораций к этой расстрельной пьесе? Или призрачной и далекой в таких обстоятельствах, но все же — игрой со смертью?
Ведь они приближаются. Невзирая на редкие, но неизменно летальные выстрелы Слепой, невзирая на отрывистый лай винтовок, и на рокочущий бас пулемета Айзенберга. Они идут, падая на снег, захлебываясь кровью и умирая, но продолжа приближаться. Они идут так уже целую вечность, как волны накатываются на скалы, и они могут себе позволить идти еще столько же.
Джа вскидывает винтовку, находит себе цель и нажимает на спусковой крючок.
Ведь это все, что ему остается делать. Пока хватает патронов.
Где-то позади него космос грохочет в свои барабаны.