Кыщ-Кыщ попыток с ним поговорить не оценил, или оценил, но очень своеобразно, в своей дремотно-туповатой манере спятившего монстра. Он решил тебя убить, Вова! Вот так вот просто и без лишних размышлений, разорвать бесценный волосок твоей хлипкой жизни. Сокрушить. Уничтожить. Прервать твоё существование, ввергая в грязь.
Это для Лизы ты крутой мужик, для обсоса Артурчика суровый мэн! А для Кыща ты некая хрупкая надоедливая букашка, забавно барахтающаяся лапками вверх в его уродливых руках. Красивая своей красной кровью, козявочка, и совершенно бесполезная без нее.
Когтистая лапа-ветвь, задумчиво твою рану на запястье погладила. Стоит или не стоит с тобой возиться, Вован? ...Будто бы решая для себя.
Дергаешься значит в этих тисках, со всей силы налегаешь потея от муки, сломать Кыща пытаясь как дерево тугое. Но монстр этот словно кожа задубевшая – он крепок, непокорен, гнётся, но не ломается! Тут нужна сила Пса, очевидно, чтобы ему навредить.
Не деревяшка, увы, наш Кыщ. Все же нет у него листьев и на дерево он только издалека похож, но не в вблизи. А вблизи это нечто кожистое, белое, заиндевевшее и крохотным пушком покрытое – что забавно, как панты у оленя! Или как жесткие паучьи волоски - те самые стрекательные волоски, при помощи которых пауки-птицееды от врагов защищаются. И каждая рука-палец-ветвь-что угодно-нафиг-блять, у твоего пленителя, заканчивается острым коготком.
А ты устал, а ты уже не можешь вниз тянуть – но не ломается эта сволочь ни в какую! Ж-жопа.
- Еда едасть едушь едушшечку щ-щиканья ща щ-щхамтряютеля. Ке-ке-ке. Ч-цобачку, ке-ке-ке. Ищзагухал? Ке-ке-ке. Гав-гав собачкац собащщках собащщке, ащ-ащ! Аф-аф. – протянул повелительно свою руку ветвь в сторону Микки. – Вкучцать силы мясо кровь. Ням ням гафу гав. Нессси. Кыщ тебе. Кыщ-кыщ тебе собачках проворно едашшечка Щ'ъыканья!
И швыранул вдруг тебя лениво, прямо к Микки и Лизе. Если бы не безвременье вокруг царящее, ушибиться можно было бы вполне серьезно – с такой-то высоты да об асфальт! А так всё просто случилось, Вован, пролетел ты будто в желе ленивой птицей себя ощущая, и мягко приземлился, отбив немножечко филейную свою часть.
Кыщ принялся собирать свои собственные оторванные псевдопсом части. А эти части разбегались, расползались, дохли… Оказалось, что долго жить без своего носителя некоторые ветки не могут – они сворачивались калачиком и сдыхали, как-то неприятно посинев на вид. Такие синие ветки, Кыщ сжирал, а живое присоединял к себе, удовольственно подрагивая.
Некоторые части, впрочем, уползли уже довольно далеко и чувствовали себя, кажется, вполне прекрасно. Даже вот прямо-таки отменно без старины Кыщ Кыща!
...Так, какое-то щупальце задумчиво по ноге застрявшего в безвременьи Артурчика карабкалось, другая веточка вполне проворно ползла к Микки. Даже дрожала от возбуждения! И рядом с Лизой какая-то часть шевелилась, удовольственно присосавшись к ёе ноге, как огромная пиявка – черное, мерзкое, оторванное щупальце псевдопса… Тонкая струйка алой крови стекала по ноге, а девушка доверчиво глядела куда-то вдаль приоткрыв красивые губы для поцелуя. Она застыла. Она счастливо ни о чем не ведала…
- Нххху к-х-хаак всё прошло, рху-хуг, он согласился помочь? Х-хаа. Теперь вщщщё х-хорошо? – раздался болезненный, слабоватый голос невидимого собеседника, который все время скрывался где-то за спиной.
Хорошо или нет, непонятно. Только рана твоя закрылась, зарубцевалась, заросла на вид. Вован! Там где кровь сочилась еще секунду – тонкий рубец.