Мир пал. Сабелла, что цеплялась за свою правду и своё прошлое, за тоненькие ниточки надежды, осознала это впервые на той площади, когда ручку ее сжимала крепкая рука Мэтта. Когда слова его вонзались в уши, а сознание едва ли не уходило.
Папа мертв. Мама мертва. И брат тоже.
Правда обрушилась на неё слишком внезапно и малышка споткнулась, потеряла равновесие, растерянно повисла на руке своего защитника. Столь же растеряно и тихо извинилась, направляясь дальше. Сосредоточившись только на простых движениях.
Топ-топ. Переставлять ножки. Вперёд и вперёд, не оглядываясь.
Папа, мама и братик...
- Знаю, - шепотом, сквозь слезы ответила тогда Белла. Вытерла глаза и сжала кулачок. - Знаю. И не забуду.
Предателей и изменников, истинных цареубийц. Тех, кто ворвался в ЕЕ дом, неся смерть. Пригретых змей, показавших жало. Глаза в тенях и лживые языки.
Она не забудет.
Прошлое осталось далеко за спиной. Растворилось с плачущей Кэтрин и напряженным Мэттом. Свернуло за угол вместе с конем сира Дункана.
Впереди лежало будущее. Затерянное в укромной долине, посреди величественного леса, подоткнутое грядой невероятных гор, уходящих вершинами к богам.
Белла долго привыкала к новому быту. Привыкала к тому, что о ней больше не заботятся нянечки или милая Кэтрин. Привыкала к самостоятельности и одиночеству, враз навалившемуся на маленькую девочку, лишенную прошлого, отсечённого от всего, что было ей любо. Передав своего драгоценного дракончика сиру Дункану, Сабелла словно приняла для себя это важное решение - теперь она не принцесса. Теперь она только девочка и будет ей до тех пор, пока не придёт время расправить крылья.
А оно придёт. Она точно знала.
Ее кошмары почти закончились. Свежий воздух и близкое присутствие Бэрримора хранили покой, вселяли какую-то уверенность. Малышка лучше спала ночами и довольно быстро привыкла к их новому убежищу, получая искреннее удовольствие от новых впечатлений.
Она никогда не нарушала запрета Бэрримора и не пыталась спускаться к городку. Люди... Люди перестали ее волновать и занимать. Люди таили в себе предательство, опасность и зло. Скрытое зло.
Лес был куда надежнее и понятнее.
Сначала девочка уходила недалеко, боясь заблудиться. Осторожно гуляла по окрестностям и привыкала к дикой природе, наблюдая за птичками, белками и зайцами. Училась ходить тихо, училась «видеть». Давалось ей это не особо удачно, но она не унывала и вскоре сама повисла на Бэрриморе, прося научить ее читать следы и охотиться.
Жалость к милым зверушкам закончилась там, где начался голод. Мясо не появлялось волшебным образом на столе, девочке пришлось увидеть, как сдирают шкуры, сливают кровь и разделывают туши. И вскоре она уже просила охотиться вместе.
На рыбалку Белла ходила с таким же восторгом. Это была возможность посидеть на берегу и завалить Бэрримора очередной порцией своих бесконечных вопросов и рассказов. Белла замкнулась в себе, но рыцарь оставался тем единственным человеком, с которым она оставалась прежней. Она делилась с ним своими скромными прогулками и путешествиями, активно помогала по дому и с огромным восторгом приняла предложение обучиться сражаться на мечах.
В ней сидело что-то. Что-то, что она пока не понимала. Что-то, жаждущее крови и мести, жаждущее справедливости.
И ради этого Белла была готова стараться изо всех сил, каждый день и даже больше, лишь бы уметь постоять за себя. Она больше не хотела бояться.
Тем морозным утром она увлеклась откапыванием съедобных корешков из-под снега и ушла слишком далеко. Внимание ее привлёк скулёж и крики боли. Крики животного. Обрадовавшись возможной легкой добыче, девочка сразу рванула туда, но вовремя одернула себя и настороженно подкрадывалась последние метры. Когда перед ее взором предстал щенок, поливающий кровью снежную насыпь, Белла хмуро оглянулась по сторонам, словно боясь что откуда-то выскочит владелец капкана. Но время шло, животное билось в агонии, а никто другой не подходил.
Чем-то этот волчок напоминал ей ее саму. В родном лесу угодивший в предательский капкан, оставленный и брошенный, совсем одинокий.
Поджав губки, девочка поискала какую-нибудь толстую и крепкую палку, подходя к щенку.
- Тише, не вой, - серьезно сказала, - я знаю что больно. Но надо потерпеть.
Она подошла без страха и протянула руку, готовая к тому, что ее сейчас тяпнут за пальцы. Надо было как-то прижать его, чтобы он не метался еще больше... И она рискнула, второй рукой с помощью палки и «рычага» разводя капкан.
- Вот так. Не скули. Нельзя плакать.
Она сама шмыгнула носом и сняла платок, перевязывая малышу рану.
- Надо быть сильным.
И подняла его, чтобы отнести домой, тщательно заметая следы.