Смежить веки. Всего лишь набраться сил, одолжить сил у самого себя, на минуту-другую, не больше. Шершавый язык на лице. Хотел бы Дрег иметь силы сказать Шварксу, чтобы тот оставил его в покое и не мешал уснуть, укрывшись мягким белым одеялом. Снег кружится в темноте, два тела прижавшиеся друг к другу в попытках сохранить хотя бы кроху тепла. Сопротивление? Его больше нет. Есть только холод, пробивающий до костей. Озноб, разделённый на две души - собачью и человечью. Осуждённые рогатым владыкой на медленную гибель, они спят и погружены в свои видения. Дыхание через раз вырывается с хрипом. Ресницы и борода покрытые красивым снежным налётом.
***
Темно. Крепкий деревянный сруб. Окна забранные стеклом и крепкими деревянными ставнями. За ними тьма - не увидеть ничего. Там ходят сохатый, с метелью в рогах. И справедливостью в распоротой требухе. Очаг горит ярко, яро, словно нарочисто старается дать побольше тепла, но свет от него идёт не дальше пяти шагов. Вся обеденная зала тонет во тьме, и масляный фонарь на столе не в силах этого исправить. Дом почти весь во власти ночи, и только парочка мрачных торговцев отказывается отдаться старому доброму сну, отказываются отдать себя воющей тьме и холоду на своём сердце.
Дрег и Эрнесто сидят за столом. Они пьют что-то горячее и исходящее паром. Красное, как кровь. Крепкое, пахнущее алкоголем. Их разговор внешне спокоен, но исполнен подспудной борьбы, прежде всего с самими собой. Здесь нет правых и виноватых. Есть лишь учитель и ученик. Оба связанные семейными узами. Оба связанные дружбой и партнёрством длинною более десятилетия. Оба бородатые и похожие как два сапога. Даже беда у них - одна, на двоих. Сейчас они далеко от чумы и войны. У Эрнесто остался один только сын, из троих. Пустеющий дом зажиточного купца. Прислуга разбегается. Говорят, что на чердаке ещё слышат скрип верёвки, на которой повесилась жена Эрнесто. Говорят что её тень ещё ходит по дому, и стонет над двумя опустевшими кроватями. Боги безжалостны.
- Дрег, я всё понимаю. Возможно, сейчас для этого не лучший момент, но с тобой, мой старый товарищ, мы... - Эрнесто подымает чашу, будто собираясь провозгласить здравицу, но синяки под глазами и осунувшееся мрачное лицо говорит о другом. - Сможем дойти до столицы. И мы сможем окупится, окупится с лихвой. Я знаю, я уже прикидывал, каково это будет по деньгам. Кой-какие товары на складах есть, а моё слово, всё ещё весомо среди иного торгового люда. А уж если мы с тобой вместе пойдём, как встарь, то народ в нас поверит. Соберём караван, наберём охраны и.. -
Но Дрег видел, что за краснобайством Старшего стоит. Кому как не ему видеть, что творится на душе у старого друга? Кому как не другому прожжённому торгашу видеть правду, даже когда старший сумел выторговать решимости у самого себя? Не хочет Эрнесто отправляться в путь. Здесь сын. Родная кровь. Здесь разваливающиеся дела. Здесь могила жены и двух детей. Не дай боги, сгинет всё это, без крепкой руки хозяина. Смутное время. А как потом заново жить начинать? Эрнесто уже не так молод, как встарь. Опять же, сын. Нет, добрые люди не дадут ему сгинуть, но всё же...
И всё же молчит северянин. Пьёт вино неразбавленное. Знает. Знает что это единственный путь попасть туда, в стольный град. Дойти туда сейчас, когда морозы уже вовсю замели, а на дорогах больше нет закона и стражи. Туда в очаг свирепствующей чумы. На могилу Эйсли, своей жены. Отдать ей последние почести, как велят суровые северные боги. Так предками заповедано. Не её предками, но его. Знает коробейник, скажи он хоть слово поперёк этой затеи, и с радостью Эдуардо откажется. Но молчит. Позволяет говорить. И с каждым словом Эрнесто сам себя всё больше и больше убеждает. С каждым глотком креплёного вина, крепкого, красного, сладкого. Вот уже щёки раскраснелись, а в глазах мелькнула прежняя живость. Грузно поднимается Эрнесто. Подходит смотрит на пламя очага, бороду свою длинную оглаживает.
Дрег качает головой, и медленно к окну бредёт. Тело ломит непривычной болью и слабостью. Чудится, будто слабые далёкие голоса во тьме его зовут. Будто ребёнок какой поёт. Или какой-то солдат зовёт, надрываясь, называя смутно знакомые имена. Кто такая Уна и Санни? Смутное что-то брезжит на краю памяти. Дрег со вздохом отходит обратно, к своему другу, и смотрит в очаг. Пляска пламени завораживает как всегда. Маленькие огненные ящерицы играют в чёрном от жара полене. Позже, они подтащат скамью укрытую овечьими шкурами, уснут на ней, у очага. Убаюканные уютом и лаской тепла.
***
Медленно приходит в себя Дрег. Дрожит под мягким одеялом снега. Под грузом сугроба. Шваркс уже пробудился. Пёс перенёс лютый холод куда лучше. И сейчас только ждёт пока хозяин очнётся. Тычется носом в лицо. Встаёт медленно, раскидывая снег. И каким-то чудным образом оказывается больше чем коробейник. Но это почему-то его не удивляет.
Пёс смотрит на безбрежную долину, засыпанную снегом, а затем садится на задницу и неожиданно девичьим голосом молвит. - - Уна! Уна! Я здесь! -
- Шваркс? Ты..чего? Ты же всегда был кобелём, ты чего по женски..лаешь..говоришь. - Дрег с ужасом смотрит на своего пса. А тот клыки щерит. И рычит.
- Подъём! Солнце встало, не прохлаждаемся! Выбирайся из-под сугроба! - в глазах пса разгорается синее пламя. И кажется растут рога. На долину будто тень наползла.
- Нет.. - звонкий разбойничий свист пронзает весь мир, заставляя Дрега вздрагивать всё крупнее и крупнее. И отползать от пса всё дальше. А Шваркс не сдаётся. Подходит одним крохотным шагом. Вглядывается в лицо своего хозяина. Открывает свою пасть, полную тьмы, и скулить начинает.
- Доброе утро. Пойдём в замок. Микстуру от жара! Замок! Котелок и огонь разожгите! С мечом веток набрать проще! Ветки лучше волков! Рубка дров - предки-выдумщики! - и всё разными голосами. И вот тут-то Дрег не вытерпел, и вскочил, да как рукой за нос уцепился.
- А ну молчать! Хорошие псы не говорят! Они только гавкают! Ах ты сучья морда, да чтоб при мне больше ни слова сказать не смел! Да я тебя сейчас! -
Тут-то Дрег и проснулся.
***
Шваркс рядом крутится. Выбрался уже из сугроба Дреговского, где коробейник уставший лежит. Выбрался и уже нору изрядную сделал. Всё что нужно - это пойти по его разрушенному следу. Распрямился кое-как усталый скрюченный Дрег. Выкарабкался. На четвереньках стоит. Ноги ноют. Шею будто свело - поворачивать голову больно и то больно. Идти нужно куда-то. Первый рывок чуть не стал последним. Так и клонит обратно в снег плюхнуться. И озноб. Холодно. Холодно не снаружи, холодно внутри. И вместе с тем жарко. Потно. Словно в бане побывал только. Знает, что это такое, каждый опытный путник. Знает что скоро лихорадка заберёт все силы.
Каталина руку протягивает. Рядом лучница. Рядом. Руку протягивает, помощь предлагает. И коробейник не отказывается. Встаёт. Медленно. С кряхтением.
- Рюкзак. Отведи. Меня. - говорить ещё не больно, но слова уже экономишь. Кашлянул, раз другой Дрег. Сплюнул в сторону. - Рюкзак. Палатка рядом с ним. Палатка и рюкзак рядом. Большой сугроб и поменьше. Где они? - закрыл глаза на секунду Дрег, сосредотачиваясь. Даже думать маятно. И чуть не упал, когда Шваркс подпрыгнул, да в лицо заглянул.
- А ты мне тут разглагольствовать не вздумай! - суровую хриплую отповедь дал Дрег. - Лучше рюкзак мой найди! Веди! К палатке веди, балбесина! - и пёс, довольно задрав хвост удрал куда-то вперёд. А Дрег на Каталину уже навалился.
- Помоги. Доковылять. К замку не надо. Костёр надо. Дымный. Крепость увидит. - перед глазами плывёт всё. Но главное Дрег успел увидеть. И совет пытался дать, как мог. Фразы рубил. Мысли рубил. Перерывы делал между словами и фразами. - Часовые придут. Помогут. Или убьют. Вы через часок в лес отойдите. Если с собаками, то всё равно не поможет, а так, вдруг уйдёт кто. А я здесь. У палатки останусь. Да. Встречу. Арбалетом. Иль словом добрым. -
- Хорошо живым быть. Да. Умирать тяжело. Особенно от руки неумелых. -