Алонзо трудился как привык, разменивая день за днём на орошённую потом землю своего поля. Он не сразу понял, что привычка, это не только вторая натура, но иногда и убийца первой.
После войны, после освобождения от рабства, после начала новой жизни - принявший фамилию Беннингтон свежеиспечённый чернокожий фермер думал, что вот оно, свершилось царство небесное, надо лишь верить и трудиться, но превыше всего - хранить верность тому, что сделало тебя таким, каким ты дошёл до счастливой главы своей истории. И Алонзо хранил свой весёлый характер, свою надежду на лучшее и свой страх к незнакомцам... пускай на тех уже и не было формы солдат Союза.
Он жил через годы, тяжёлые и полегче, и не замечал, как кренится всё куда-то к обочине. Как от весёлого остроумия и светлых ожиданий от будущего остаются лишь бледные тени. Как после них остаётся один лишь страх, уже усмирённый и побеждённый, осознанный и забытый, но по-прежнему хранимый в глубине души, будто не фермером честным, а сторожом диковиной тюрьмы.
Привычка к упорству и верности убила весёлую и светлую натуру Алонзо, доведя его до одиночества, главным союзником которого страх перед незнакомцами и стал.
Незнакомцы несли перемены. Так северяне покончили со старой фермой рабовладельцев Беннингтонов, так Гарри Роджерс явился в разгар неистовства Куклукс клана, так Уильям Кодди совпал моментом появления с памятной кражей, так Октавио Рамирез ознаменовал собой начало маленькой золотой лихорадки, отнявшей у Алонзо его последних знакомых.
Была лишь одна встреча, затронувшая какие-то иные струнки в душе Алонзо Беннингтона. Незнакомка с парохода Кэннонболл не привнесла в его жизнь никаких перемен, но напомнила о трагедии родом из прошлого. И, удивительное дело, не смотря на всколыхнувшуюся боль утраты друга, Алонзо почувствовал и тепло памяти. Он помнил Фредди, их взаимные подшучивания и совместные дела, и воспоминания эти оказались настолько свежи, что фермер ввязался ради них в перестрелку, а после её окончания ещё долго улыбался, греясь лучам вышедшего из-за туч забвения солнца. Это было почти так же славно, как встретить самого Фреда Бойла живым и невредимым, а ведь подумал почему-то фермер, сойдя тогда на берег, что, может быть, и это возможно...
Вновь увидев перед собой ту самую незнакомку, Алонзо улыбнулся впервые спустя много лет - даже губа треснула, и он с удовольствием, как в детстве, её облизнул.
Женщина на вид почти не изменилась, как будто знала не только секреты мастерства точной стрельбы, но и тайные приёмы против самого времени. Даже ведро с керосином у неё было вроде бы того же цвета, что и её же канистра многолетней давности. Только зажигалка была новомодной и совсем ей не шла. Алонзо выслушал предложение красотки и указал на послушный огонёк в её руках.
- В ногу со временем, хех? Надеешься выиграть и у самой эпохи? Уйти самым красивым и модным стрелком Запада?
И он тихо и хрипло рассмеялся, потешно качая головой и тряся чуть обвисшими полями своей старой чёрной шляпы.
- Не выйдет, дорогуша. Мы все давно уже проиграли. Жаль мы не встретились тридцатью годами раньше. Жаль, я не родился белым, или ты чёрной. Я бы пригласил тебя на кекуок и угостил бы джином... ха-ха, и ты бы всё равно послала меня ко всем чертям, ведь я дрянной танцор, а напиваюсь в стельку так быстро, что едва успеваю поздороваться с барменом. Я же всю жизнь прокопался в земле, ты спалила бы и мою тесную лачугу посреди бела дня, ха-х..!
Он осёкся, вдруг поняв, что его сейчас пристрелят как назойливого сумасшедшего. И что это всё ещё будет лучшим по сравнению с пыльной кроватью концом. Можно, однако, закончить всё ещё лучше, вновь почувствовать себя молодым, свободным от кокона страха, не упрямо весёлым от надуманной шутки, а безмятежным, просто снова живым.
Алонзо моргнул и прищурился, вглядываясь в никакой не светящийся, а совсем обычный силуэт противника. Показалось - солнце же в закате.
- Прости, дорогая. Ты права. Эта игра стоит того. Проверим.