Показалось. Иначе быть не может. Не стреляет ведь больше, молчит... Нет! Огонь? Она просит огня?!
Алонзо мог поклясться, что тело поверженной оставалось неподвижно, но это адское слово он услышал вдруг со всей ясностью, как если бы подумал о нём сам. А может он и правда...
Сжечь тут всё, ну хотя бы её, вот это была бы месть! А не это... Это просто убийство.
Алонзо подошёл к лежащей на палубе леди и почувствовал себя как после дня работы в поле.
Целый день тяжёлой грязной работы. Хотелось вымыть руки и выпить полфляги воды, но работа не окончена без уборки напоследок.
Ствол винчестера дрогнул и поднялся, чтобы разразиться громом последнего для этой перестрелки выстрела.
Стрелок медлил.
Потом, сглотнув, опустил оружие на вытянутых расслабленных руках. Не смог. Не готов испепелить врага дотла - не стреляй, особенно если вам нечего делить, кроме пепла давно сгинувшего друга. Хотя бы не достреливай.
Алонзо понял, что не чувствует ненависти к этой женщине, разве что к её фальшивому прошлому, которое отняло у него друга. Но вот добей теперь, и не узнаешь даже и его, исчезнет та поломанная жизнь, что заваливаясь, погребла под собой другую. А ведь и так не узнаешь, не после того, что они тут устроили.
Чиркнула длинная неровная спичка в мозолистых чёрных пальцах, пламя окутало головку без минуты вдовьей вуалью. Фермер опустился перед красоткой на одно колено и вложил её просьбу в щепотку слабеющих пальцев.
Пускай выживет, удержавшись за то злое начало её новой жизни, или пускай дойдёт до конца избранной кривой дорожки.
Алонзо сел рядом, пододвинув один из стульев. Пока не придет команда парохода и представители властей, нужно хоть немного перевести дух. И пускай в поле зрения врага. Может, расскажет всё же что-то о том дне, что привёл её к такому исходу.