|
|
Обычно когда вы говорите, что встретили на улице, в салуне или в парикмахерской англичанина, и ваш друг говорит, что тоже встретил англичанина на той неделе, вы не сомневаетесь, что если это и разные люди, то они очень похожи. Не то чтобы на вид! По сути похожи. Оба аккуратные, лощеные, но без показной нарочитости денди из Шайеннского Клуба. Оба опрятные, в спокойных тонах, в коричневых или на худой конец серых костюмах-тройках, в клетку или в крайнем случае в полоску. И может, один из них брюнет, а другой рыжий, но они одинаково держат вилку, одинаково презрительно отсчитывают шлюхе чаевые, после того как оприходуют ее, одинаково холодно смотрят на розы и на конский навоз. Короче говоря, скажите "англичанин", и парни с Сентрал-Стрит сразу поймут, что из себя представляет человек. Поэтому два англичанина, сошедшихся на закате в четверг на мосту через Уолнат-Крик удивляли уже тем, насколько были непохожи. Ну, во-первых, один из них был бабой. Хотя нет, какое там. Девкой, вот так правильнее. Бедовой девкой сорви-головой. Почему бедовой? А судите сами: стриженая под пацана, кашляет, что сорокалетний шахтер, пыли наглотавшийся, с пистолетом на бедре. Да какие там бедра... Костлявая, щупать не за что, про таких говорят: "На досках после смерти поспим". Но и в ней кое-что было от старушки-Англии с ее флотом, гувернатками, париками и плеткой-девятихвосткой. Какая-то была в этой девице строгая непреклонная официальность. То ли за счет мужского костюма, побезупречнее костюмов многих судей по эту сторону от Миссисипи. То ли бледность. То ли непрошибаемость какая-то ледяная. Замогильная, черт ее дери. А вот ее оппонент был как раз вылитый мистер "я-родился-в-империи-где-не-заходит-солнце". Аккуратно, до миллиметра подстриженная бородка, котелок, упрямо-прямая спина, тусклые, ничего на первый взгляд не выражающие глаза, кроме досады, что вы-то не англичанин, что, безусловно, не столько ваша вина, сколько ваша беда. Короче говоря, сошлись эти двое на мосту, когда солнце садилось в тучи на западе. Старичок на северном конце моста, а девка на южном. И непонятно, кто кому уступить должен — она вроде леди, хотя и не очень на леди машет, а он вроде старик, но не настолько дряхлый, чтобы барышню не пропустить. А чего вы точно не знаете, да и я тогда не знал, что спор у них вышел вовсе не из-за того, кому первым через мост идти. Дело совсем в другом было. Девка эта работала на Агентство, а Агентство в нашем городке взяло на карандашик одного человечка, получившего в наследство землю, по которой железная дорога пройти должна была. Но с завещанием все нечетко было, вот и поднажали на него, и, видать, послали девку эту, Могила ее звали, как мне потом сказали (вполне подходящее прозвище для такой-то страховидлы!), поднажать еще. Да у человечка видать был родственничек, как раз седобородый джентльмен по фамилии, не упадите сейчас, Грант! Вот такой был расклад к тому вечернему часу, когда я стоял на террасе с кружкой кофе в руках и щурясь, глядел, на двух англичан, сходящихся на мосту ну точно как два заправских янки. Головы подняты, руки наготове, полы откинуты, чтобы пистолеты, значит, к бою готовыми были. А под ними речка, да два берега, да на каждом берегу — непролазная наша Монтанская грязь. И почувствовал я, как-то сразу, что не одна, так другой сегодня в этой грязи костюмчик-то запачкает. И вряд ли только в грязи.
А еще показалось мне, что старичок, несмотря на всю наглость пацанки, поувереннее себя-то чувствует. Мост такое место... Стариковское, если честно. Стоишь, смотришь вниз, как вода бежит, словно жизнь пробегающая. Поднимешь глаза — там солнце тебе говорит: "Вот, еще один денек прожит." Ну и все такое. Философский лад. А молодежь же не понимает этого. Так, конечно, заранее, не скажешь, кто победит. Но по фигуре, по тому, как держится человек, видно все же, в своей он тарелке или нет. Так я вам скажу, старичок Грант был на этом мосту ровнехонько в своей тарелке.
|