Стыдно было и Чижику. Не сумел, не сдержался, едва не перешёл грань дозволенного, чуть не допустил непоправимого, когда позволил себе расслабиться и не прервал этот поцелуй сразу... и того, что за ним последовало... Кто-то скажет: чуть не считается, ведь ничего же не случилось. Но ему хватило и того, что было, чтобы себя пристыдить. Ладно - Майя, она неопытная девушка, ещё юная, у неё гормоны в крови ещё гуляют. Но он-то хорош! Тридцатилетний серьёзный мужчина, капитан звездолёта, и пусть тоже не самый опытный в делах романтических, но всё же опытнее Майи... как он мог это допустить? Непростительная ошибка... слава богу, без иных последствий для них двоих, кроме как жгучий стыд, овладевший обоими. И не знаешь, куда девать глаза. И как смотреть потом. Сам начал, сам спровоцировал... и отступил тоже сам. Хорошо, хоть так. Успел это сделать вовремя, не довёл до греха.
Как сердце-то часто колотится, как горячо и больно в груди. Перегревшийся мотор человеческий будто на волю хочет вырваться, как птица вольная из клетки. А нельзя. Рано пока её в небо выпускать, не наступило ещё её время, когда можно будет расправить крыла и обрести свободу с диким ветром наравне. Но бьётся птица, мечется в клетке, чувствуя волю за прутьями, которыми её от мечты заветной отгородили. Хочет взлететь и не может. Ничего... потерпи, моя жар-птица, ещё немножечко...
- Да... э... это соринка, - наконец отозвался Фёдор Михайлович, чуть дрожа застёгивая верхние пуговицы на рубашке, возвращая её в первозданный, невинный и девственный вид, непроизвольно проводя кончиками пальцев по груди своей там, где касались её такие мягкие и такие нежные губы. Они его целовали, а он вздрагивал от этих прикосновений, испытывая противоречивые желания: желание остановиться и желание продолжать. Но сейчас стыдливо застёгивал те самые пуговицы, что прикрывали его нагое тело, поддавшееся этой страсти. Гасил вспыхнувший пожар. Пуговица за пуговицей. Дрожащими пальцами.
И как... как после этого снова её обнимать? Будто ничего и не было?!
Он отодвинулся немного. На самую малость отстранился от Пчёлки, только чтобы сохранить эту ненавязчивую дистанцию между ними, когда ещё остаются между людьми какие-то преграды и условности, барьеры эти ещё стоят, препятствуя их сближению, но и не совсем далеко, чтобы не чувствовала она себя одинокой и брошенной, покинутой на самом интересном месте, что называется. Чижик не мог решить, как правильно поступить. Невольно возникла неловкость между ними, когда понимаешь, что лучше бы сейчас разойтись, чтобы пережить это мгновение стыда, обдумать как следует произошедшее, набраться терпения и с новыми силами навстречу друг другу.
И злобные инопланетные монстры, и отчаянные космодесантники потерялись где-то на виду в этой комнате, будто и не носились вокруг, убивая друг друга. Кинцо на этом месте оборвалось для них двоих. Дальше только мысли о случившемся и о том, как из этого положения выйти с честью. Вот такой фильм, похлеще «Чужих». Жизнь - называется.
- Нет, так не пойдёт, - вдруг вздохнул Чижик и обратно к девушке подвинулся, чтобы вновь её за плечи обнять, как до этого они сидели. До этого ненастного инцидента. - Мы оба испытываем стыд и неловкость... и не знаем, как дальше себя вести. Это нормально на нашей стадии отношений, но неправильно, так как вызывает дискомфорт и у тебя, и у меня. Я так не хочу. Ты хочешь? Сомневаюсь... Ведь нам хорошо же вместе. Надо просто... слегка поумерить пыл и набраться терпения. И не думать о том, что было, а смотреть на то, что ещё будет впереди.
Его рука слегка сжала плечо Майи, он наклонился и чмокнул её в щёчку, тут же снова отстранившись.
- Всё будет хорошо, родная моя... моя хорошая... давай просто греться в объятиях друг друга... а п-поцелуи... и ласки... всё оставим на потом, - смущённо закончил Федя.