Она посмотрела на него уставшего, посеревшего, совсем-совсем сейчас одинокого и измученного, и сердце её пронзила острая боль. Та самая боль живая, которая неизменно вгрызается в сердце, когда видишь страдание дорогого тебе человека. Когда болеешь за него душой, а чем помочь не знаешь. Растерян ты. Боишься чего-то смутно.
Устал Фёдор Михайлович. Навалилась на мужчину тяжесть, напряжение этой неудачной высадки навалилось и все мрачные, жуткие даже тревоги, для которых поводов целая бесконечность имелась в сложившейся ситуации. Одолели капитана в этот тяжелый момент! Не сломили, само собой. Но мешком кирпичей пригнули спину, забрали силу – заставив присесть мужчину на корточки, прямо на пол приспуститься же, давая роздых утомленным ногам.
Сострадание сейчас наполнило Майю Юрьевну, не жалость презрительная, но сопереживание это пронзительное, острое чувство боли за другого человека и желание помочь. Посмотрела на него внимательно рыжая Пчёлка, ненадолго совсем, не вторгаясь в личное пространство, но всё же фиксируя для себя детали: усталость эту примечая, серый оттенок кожи, брови приопущенные и уголки губ, дрогнувшие от внутреннего напряжения. Словно бы постарел разом Фёдор Михайлович на несколько лет – заметно стало, как трудно ему пришлось. Очевидно стало как тяжело давалось спокойствие, какой суровой ценой принимались решения… Постарел молодой командир в один момент, придавил его тяжкий груз ответственности. Капитан звездолёта! Должность великолепная, эффектная должность и замечательная, а еще жестокая должность требующая от человека предельной самоотдачи.
Чуть нахмурилась, дернув уголком губы валькирия Светлова. Сдула рыжую челочку тихонечко, немного пригорюнившись. Охохо...
Как же! Как же дорог ей Федор Михайлович.
Посмотрела. Затем рядышком присела, погладив свои колени юная Пчелка - устроилась прямо на полу: откинула пламенно-рыжую голову назад, поправляя руками ворот скафандра. Тяжелова-а-ато. Разом тяжеловатым показался этот космический доспех, громоздким показался и бесконечно гнетущим. Душащим даже! Поправила Майя Юрьевна стесняющий её воротник, ненадолго прикоснувшись рукой к капитанской ладони. Пусть и в перчатках, а всё же!
- Милый вы мой, родной мой… - улыбнулась тихонечко, сокровенное это приоткрывая для капитана Чижика. Ласковая улыбка тронула тёплые девичьи губы, мягким серебром засветились светлые глаза. Прочь горести, не время сейчас для размоканий и романтических томлений!
Улыбнулась Светлова, нервенно и наперекор ситуации упрямо сверкнула яркими очами. Жалко улыбнулась, но уже борясь с самой собой.
– Всё у меня олрайт, Фёдор Михайлович! А знаете что такое трамвай?
И усмехнулась вдруг азартно девушка, выдергивая капитана из его хандры. Ощутила вдруг прилив сил наперекор черноте, ощутила счастье это простое – обрадовать хоть маленечко близкого человека, поддержать его и рядом с ним побыть, когда ему плохо.
Но это уже позже случилось. А вначале был Фотон, была строгая доктор Майя Юрьевна, внимательно ощупывающая ногу славного космического «космодесантника». Слово это впрочем так и просилось в кавычки, ибо не выглядел Фотон космосентично-то – не казался суровым самцом обезьянином, ага-ага, и не бугрился мешками мышц совершенно точно! Напротив, был бледен растрепанный Фотон Игнатьевич и напоминал вьюношу романтического, неумолимыми, злыми даже ветрами судьбы занесенного на поле боя.
Улыбнулась доктор Светлова про себя - «Му-у-ужчины, вон они какие гордые! И даже Фотон Игнатьевич чуть только усомнись в его мужестве, сразу же в непокорного задиристого ежика превращается. Аки Алёха Стругачев! Ну да, ну да, такие они джентльмены. Одинадцать из десяти по шкале суровой мужичье-самэчей павлиньистости!»
Майя Юрьевна, впрочем, расслабилась уже. Медицинская заботливость её горела, когда возникала реальная угроза жизни, а здесь речь шла о небольшой травме, неприятной травме, но совершенно точно не смертельной. И не слишком-то болезненной, травме-то, вполне можно до медблока потерпеть. «Досвадьбыз-заживисимоссо», благоприятный прогноз Пчелы Светловой. Расслабились длинные докторские пальцы, задоринка юношеская вернулась на веснушчатое лицо.
- Я как? Окей, нормальком! Конечно, сначала перетрусила до трясучки зеленой, а потом вспомнила, что Майя Юрьевна фуфло не гонит, а в космонавты нервных барышень не берут. Майя, она всегда побеждает! Пришлось её эту самую нервенность в условную паровозную топку отправить. Агась-агась! А в вас я и не сомневалась, Фотон Игнатьевич, корабли водить это ведь не хухры-мухры. Вы молодец! А нога ваша как новенькая будет, еще лучше чем в детстве заживет, гарантирую же ж.
Улыбнулась Майя Юрьевна половинкой рта - тепло улыбнулась и задумчиво даже. Мягкость какая-то в ее глазах вдруг засветилась, эта самая искорка неуловимая, которая нечто мечтательное в себе несла, когда Майя Юрьевна глядела на Фотона. Сама Молния этого не замечала в себе, не видела в себе бархатно-теплой задумчивости, но задумчивость была. Нечто сородственное...
Очень похож был сейчас этот бледный пилот на давишнего Фёдора Михайловича Чижика, того самого Чижика-Пыжика, доброго друга для Майи Юрьевны, который всегда присутствовал рядом с ней в Пещере и после Пещеры тоже. Робкий, стеснительный, такой милый и смешной, в своей браваде Фотон сейчас очень напоминал учителя Чижика. Перепуганного. Большеглазого юношу. Такого смелого!
Ах... Фёдор Михайлович Чижик. Ах! Время-время...
Кашльнула Светлова возвращаясь в себя, задумчиво потерла локоть, зябко передернув плечами под скафандром. Всё же странно на неё действовал Фотон. Как-то родственно и лирично.
- Чутка ушиблась за компанию, но всё прекрасно. Легко отделалась, что называется. Вот помнится с лестниц Майя Юрьевна и сильнее наворачивалась, как-то раз даже зуб выбила. Шепеляфила потом до штоматолога ошшень шильно, Ф-фытон Игнашьевищ, но а потом всё починили и дело с концом! Обожаю зубную медицину, хе-хе. Когда сидишь и дрожишь в этом проклятущем кресле, это так волнительно.
Подмигнула храброму космолетчику, отвечая своей откровенностью на его откровенность.
- Надо бы нам по возвращению устроить первосортный ужин! Вот вы бы чего желали, Фотон Игнатьевич? Я бы наверное желала пиццу! А что? Ситуация у нас прямо-таки на десять пицц... понервничать пришлось и всё такое. Ага-ага! И еще какао хотелось бы... - покраснела вдруг Пчёлка, будто бы некую тайну сокровенную выдала. Заторопилась вдруг, как-то одернула себя с этим какоо, смущенно в сторону поглядев. Вспомнилась ей кухня, вспомнился капитан и его напиток, и это чудесное ощущение на двоих, в котором уж не было места Фотону.
Сдунула сердито челку в сторону:
- ...Да-да, домашнее какао наваристее и гора-а-аздо вкуснее... Ой, о чем это Майя Юрьевна значит говорит? Это же я про кино? Так вот кино конечно тоже, первосортно, значится, снимает стресс. Или, например, хороший жизнеутверждающий спорт! Впрочем, сегодня уже травм достаточно, потому ужин кажется предпочтительнее для разумной Майи Юрьевны, да и Спартак Валерьевич я думаю будет рад.
Подмигнула Космо-Фотону:
- Душевная работа прекрасный способ избежать хандры, обиды, расстройства и всего такого! Ну и награда за эту работу тоже, хе-хе, уважение команды это не хухры мухры. Кстати! - сверкнула глазами вдруг Пчелка. - А играете ли вы в шахматы, Фотон Игнатьевич? Я тут намедни учиться решила, ну так как... хотите товарищеский матч? Или в шашки там. Вдобавок, подобного рода развлечения, прекрасно отвлекают от небольшого дискомфорта в процессе регенерации тканей.
...
Такой она и вернулась к Фёдору Михайловичу, рыбкой выскользнув из своих недавних воспоминаний. Лучистая, встревоженная, огненно рыжая и ершистая дева, подобная своевольной кошечке. Не злая. Немного нахмуренная. Ошарашенная произошедшими недавно событиями, оглушенная чуток и влюбленная. Всеми своими веснушками и рыжиной украшенная. Наслаждающая этими тихими минутами, когда можно просто посидеть рядом с капитаном.
Майя половинчато улыбалась. Нервенно улыбалась и по настоящему, наполнившись силой. Простой своей силой желая наполнить сейчас уставшего пригорюнившегося командира. Выдернуть его из черноты и себя тоже - а то ведь локоть болит, и плен, и отец далеко-далеко, так далеко, что может никогда его уже не увидишь. И братьев тоже, и Москву... Нет, в топку такие мысли. Под колёса паровоза, прочь уныние!
...Иван за чуждым терминалом. Алёшка. И даже суровый воин Кырымжан, все они верят в своего капитана, все работают, все доверяют. Надо чтобы и капитан верил сам в себя, чтобы не сомневался и не ел себя поедом зазря.
- Так вот о чем бысь я, Пчела Разумностная говорю? Знаете ли вы что такое трамвай, Фёдор Михайлович? В двадцатом, а может быть даже и в двадцать первом веке, был в Санкт-Петербурге особый трамвай пущен. Ну-у-у, это как поезд на колесах, только всё же трамвай... то ли роботы им управляли, то ли искины, а может и электрический человек... Майя Юрьевна здесь слегонца путается в технологии. Но трамвай этот, ёшкин кот, не хухры-мухры, а первым знаете ли петроградским коммерческим являлся! Для него даже свои рельсы пустили, специальные и собственные. А название у него было, - рассмеялась рыжая девушка тихонечко, поднося ладонь ко рту. - Чижиком его называли, ага. Да-да! В честь вас. Бывают люди-корабли, а вы, Фёдор Михайлович, получается, цельнищный Человек-трамвай!
Согнулась в смеховой корче юная док, стараясь не выдать рвущегося, хрюкающего даже чуток смеха. Помогла, агась-агась, Фёдору Михайловичу!