Она. Его. Любила.
Всей душой своей, всем сердцем своим горячим, вот обыденно просто и в то же время чувственно, невероятно, до боли, была счастлива и полна Им! И это было слащаво, конечно, но в то же время просто, привычно, оно как-то сквозь нее проросло само собой. Стало её частью! Здесь уже не было сахарка, ванилина, эклеров, нарочитости или какого-то засахарившегося, скрипящего на зубах мёда.
Всё было как-то странно, но очень-очень жизненно для Майи Юрьевны. И если они находились рядом – просто, даже вот не говоря друг с другом, не слишком шибко-то и общаясь (ведь людям необходимо порой отдыхать друг от друга), она всё равно была полна Им. Без объятий, без случайных прикосновений, просто, взглядом его тёплым полна, молчаливой этой поддержкой – доброй и согревающей.
И сама собой, появлялась вдруг улыбка на её не очень-то улыбчивом лице – такая себе радость на губах появлялась же, совсем отличная от фирменной улыбки Юрия Аркадьевича Светлова. Особая улыбка Майи Юрьевны вдруг расцветала на девичьих губах – кривоватая, но ласковая. Не издевательская, не та, которая на кураже рождается, не ехидная эта кошачья ухмылочка – «А попробуйте-ка меня пронять, сУдари!» А простая теплая улыбка расцветала на лице Майи Юрьевны, неуверенная, тихая себе, ласковая, немного притаившаяся от мира (помнила ещё своё жестоко оборвавшееся пещерное счастье, живо помнила Светлова!) Сокровенная, напуганная даже слегонца, но самая настоящая радость светилась на её веснушчатом, изобильно веснушчатом лице, когда Фёдор Михайлович находился поблизости. Рядом. Душевно рядом и сердечно рядом тоже.
Она его любила, да-да – целиком, таким как есть! Серо-зеленые глаза, небольшую робость в манерах, это забавное, присущее только Фёдору Михайловичу умение смущаться… Нужны ли ей были сейчас доказательства, высокие слова и медовые фразы, все эти «романтики», к которым не склонны взрослые мужчины? «О да! – могла бы сказать наша пламенно-рыжая, огнистая пчёлка Майя, - Само собой нужны дамы и господа, джентльмены и джентльдамы, как же без этого? Я особа дюже требовательная, ну да, ну да. Только не всегда доказательства любви нужны-то, вот в чём фишка! …Это ж не та музыка, которая всю ночь и напролёт играет. Иногда приятно чувствовать прикосновения, эту сводящую с ума силу, ооо, как вчера на кухне, когда был массаж… Иногда чудесно прямо вот до боли! Но иногда всё просто – тишина нужна и ничего более, тихое спокойствие необходимо, когда два сердца в унисон бьются, но заметьте, не давят друг на друга тяжелоатлетической гирей. Нет в любви никакой свободы, а всё же давить друг друга - последнее дело. Вот я дюже вумная какое имение имею. Покойно мне с Фёдором Михайловичем, уютно мне с ним, и звонко-звонко, и ему кажется со мной тоже. Что может быть ценнее этого? Забавно, но даже победа не ценнее…»
Любила. Действительно любила! И когда его рука вдруг оказалась на её руке, когда обхватил её запястье капитан, крепко пожимая, словно бы ища поддержки или желая оказать поддержку ей самой на этой чужой планете, где данкистов захватили в плен, Майя просто молчаливо кивнула Фёдору Михайловичу головой. Это был такой кивок для них двоих. Она не стала говорить обыденности по личной связи, вроде как - «Не волнуйтесь», или цветастую чушь в духе «Я рядом».
Валькирия уже поняла, что мужчины дюже горделивые существа, но не очень-то любят, точнее не всегда любят, когда женщина их ободряет. Потому Майя Юрьевна просто кивнула, отвечая капитану Чижику немного нервной своей, но вполне себе жизнелюбивой ухмылочкой. Азартной такой, с чуть приподнятой бровкой.
Сказать по правде, не об улыбках ей сейчас думалось, не о глупостях девичьих и даже не о любви. В свете погибшего инсектоида, в виду захваченных в плен данкистов, не очень-то весело было рыжей Майе Юрьевне, совсем даже не весело на все сто процентов, уж если по честности-то говорить. А все же иногда нужно улыбаться. Нужно говорить нелепости через силу, даже если сам ты внутри предельно серьёзен.
«Кто-то должен делать эту работёнку, вот в чём штука»
- Ух, моё сердце чуть в пятки не рухнуло, твою ж мать! – прочувствованно сообщила по каналу общей связи эту жизнеутверждающую новость леди Светлова, на пару мгновений чуть поближе придвинувшись к Фёдору Михайловичу, постояла совсем не долго вот так, а потом дальше двинула, как ни в чем не бывало, впрочем, не спеша освобождаться от его руки. Любого другого прикосновение напрягло бы несокрушимую Молнию Светлову – не любила она касаний, терпеть не могла, когда её хватают. Еще со времен пещеры зубами скрипела от личных вторжений! От Фёдора Михайловича же это было приятно, это было как надо и правильно – чувствовать его руку на своей руке. Получать поддержку и оказывать поддержку самой.
…Секундная задержка, когда страх еще силен. Когда перепуганный рассудок только-только осмысливает произошедшее и обливается ледяным потом, рассуждая о том несчастье, которое могло бы случиться, да к счастью не случилось. Разброд мыслей, главная из которой – «Ёшкин кот, вот протормозила ж я, даже просечь не успела! А если бы… А если бы эти прервавшиеся сигналы обозначили чью-то… Ух! Жаль, что мы не можем помочь инсектоиду, как жаль… А я ведь так надеялась, жило во мне это глупое чувство – вот прибуду на планету самолично и всех спасу, аки рыжий Майболит. Ох. Ну да, ну да. Самое главное все живы…»
Потом они двинулись вперед, сосредоточившись на своей миссии. Душевно рядом с Фёдором Михайловичем, но оставляя друг другу кислород. Дело было тяжелое, нервенное, сопряженное с быстрой ходьбой и каким-то нудным, напоминающим зубную боль страхом. Тут уж гляди в оба, не расслабляйся! Спасай своих людей.
А все же нужно человеку уметь расслабиться даже в самом трудном деле; уметь сохранить в себе, оберечь даже крохотную эту частичку здоровой ребячести. Помогают такие вещи сохранить рассудок, знаете ли, не сойти с ума от страха, не превратиться в липкое дрожащее тело, когда только эмоции, сплошные эмоции, страх и ни одной здравой мысли в голове.
Потому-то, поглядывала Майя на остальных мужчин в это время: на крепыша Ивана посматривала-то, на целеустремленного Кайрата, перенявшего командование на себя. Оценивала. Прикидывала что-то про себя, тихонечко наблюдая за данкийцами. По своему даже заботясь о них – всё же одна команда, Фёдор Михайлович и еще одинадцать членов экипажа не считая рыжую пчелу.
«Ну, о Пчеле мы говорить не будем. Кто здесь Майя Юрьевна, скажи-те кА на милость? Все с ней добры, все услужливы. Но как бы авансом, как бы в силой общей дружелюбности коллектива, пригодиться-то мне еще не доводилось. Не-е-ет, Майя Юрьевна здесь пока еще гостья. Гостья Фёдора Михайловича быть может, от того и хорошо относятся ко мне эти славные джентльмены.
А вот Иван, например. Славный парень! Шутки странные у него – то щеки надует, то еще чего отмочить изволит. Не так чтобы смешно, но Фёдора Михайловича смешит. Это правильное дело, что Фёдора Михайловича смешит, больно уж он серьезен. А если уж рассмеется, то сразу молодеет на глазах, сразу правильным огнем освещается. И грусть его уже не точит, и плечи расправляются. Чудесно это, когда молодеет Фёдор Михайлович, верно это. Нельзя всё время в грусти утопать.
Славный парень Иван! Легко с ним. Я ведь вообще-то не дюже общительная персона, я та пчела, которая чаще сама по себе пасется, на лыжах да в больнице. А тут значит, всё само ладится, благодаря Ивану ладится. Вот он где кладец-то зарыт! Свойский он парень, с ним общение как по маслу струится. Хотя вроде и не нравилась я ему поначалу, ага-ага. А теперь вроде ничего – есть контакт! Олрайт же. Зря он только помощью пренебрегает, помогла бы ему с этим клятым чемоданом, всё лучше бы было. Чего он там несет, скажите-ка, штангу для Кырымжана? И имя опять же… отсутствие отчества… Таинственная личность с секретом внутри, явно уж серьезнее человек, чем желает казаться… Так-то поглядишь – всё на расслабоне, а попробуй глубже загляни – эээ нет, не хочет Иван чтобы заглядывали!
Кайрат иной - настоящий воитель. Но не капитан, вот что интересно. Лидер как на него посмотреть, отменный, но всё ж военный человек, второй помощник, значит чего-то всё же не хватает в этом героическом Аполлоне азиатского происхождения. Он ведь не командир по каким-то причинам, ну да, ну да. А приятно знать, что ему галеты по вкусу пришлись, и вообще, кажется нравится всё это дело с готовкой. Прямо-таки потепление у нас случилось посреди декабря, хоть и нервенный разговор, а всё круто вышло. Динамика, что называется положительная! Правда, он явно не желает это демонстрировать – своё теплое отношение, свою симпатию к готовке и к галетинам, значится. Оно и понятно Майе Юрьевне, ужо если устава касается, так Майя Юрьевна и сама строгость уважает всей душой. Бережное отношение к субординации! Человек правил наш Кайрат Тимурович, но внутри кажись добрый – как ореховый батончик с карамелью, можно зубы на орешках сломать ежели не свезет, а вот тягучая карамель вполне себе жизненная вещь. Славная такая.
И всё же, необходимо за ним поглядывать одним глазком. Такие львы они всегда под риском ходят, как отец. Он сейчас лидер, а всё же не капитан. Не имеется чего-то в Кайрате Тимуровиче, а в чём именно уязвим этот человек, для доктора Майи Юрьевны совсем даже не понятно. Только не бывает так, мтобы из сплошных достоинств и железобетона состоял воитель, чем крепче облик – тем аккуратнее нужно быть с человеком. Тем бережливее, как оно ни странно…»
Так думала про себя Майя оценивая мужчин, пробираясь спорым шагом за своим отрядом.
«А ведь нам это нравится!» - подумалось рыжей девушке удивленно. – «Вот эта жизнь, вот эти приключения. Взглянуть на мужчин, так сразу подобрались аки гепарды на охоте. Хороши данкисты! Размякли мы слегонца в доброй обстановке, словно бы на пикник выезд, а не приключение в чужой галактике, а теперь вот оно стегает по нервам. И Фёдор Михайлович улыбается, нервенно, а всё же улыбается. Меня защищает. Выходит, инстинкт это – в тепле-то слишком уж расслабленно нам, а здесь в момент опасности, здесь всё внимание на максимум работает сейчас. Все рефлексы, все навыки. Впрочем, смерть живого существа это уже не праздник… Совсем, мать его, не праздник. Не стоит забывать Светлова, никогда не стоит забывать.»
Нахмурилась девушка, а потом всё же не сдержала эмоций, когда увидела хаверкары.
- Восхренеть же! – без всякой наигранности произнесла на сей раз Майя Юрьевна, удивленно всплеснув руками. Лицо ее приняло глуповатое и одновременно восторженное выражение, даже челюсть чуть отквасились, а глаза под шлемом сверкнули опасным блеском. Так глядела Молния Светлова – шальная эта везучая спортсменка, народившаяся в Пещере из зеленого дыма и горьких разочарований.
Потом на лице проглянула Майя – та самая Пчелка, ответственная и кропотливая особа, нудно ползущая вперед. Педантичная. Взвешенная. Опережающая свой возраст...
Некоторое время они боролись в ней, две стороны натуры. Потом Светлова мучительно выдохнула:
- Ээээх, если бы на этой штукенции покататься на каком-нибудь пикнике. Майелёт, вот как бы я ее обозвала… И чего её не было на анархической планете, спрашивается? Это ж прямо сдохнуть и умереть как круто! То есть это самое, пардонсы, - откашлялась посуровев. – Эффективный способ передвижения, вот о чём великолепная Майя Юрьевна сейчас думает...
…Она прытко вскарабкалась на свой ховербод, рассеянно поглядев на Фёдора Михайловича. И ОН ЕЩЕ СОМНЕВАЕТСЯ, ЧТО ОНА РАЗБЕРЕТСЯ!?
- Да не сомневайтесь, капитан. Всё вы нормально объяснили, остальное просеку интуитивно, - поправила тяжеленький рюкзак с медикаментами, вцепляясь в руль. Уверенно оттолкнулась от поверхности Кулимата, на секунду абстрагировавшись от всех. Красивая смелая девушка, получившая дорогую интересную игрушку. Валькирия, суровая и великолепная в этой своей стихии.
А еще влюбленная! Помнящая про свою большую ответственность, немного пригруснувшая от этого (жаль нельзя рвануть на ховеркаре!), обычная живая Майя, разрумянившаяся под шлемом.
- Не будь всё так серьёзно, Майя Юрьевна сказала бы что-нибудь банальное. Из серии – люблю свою работу и не могу жить без этого дерьм... ой. То есть я хотела сказать что-нибудь высокопарное. Вроде как – только вперед! Или это самое. Поехали!