- Ну-у,.. - Майя Юрьевна нахмурилась. Побелела как-то лицом данкийская пчелка, так побелела же, что даже что синяя венка проступила на лбу сквозь белую кожу. – Понимаете, Спартак Валерьевич, м-м-м, забавным таким образом, майор Кырымжан слегонца мне кое-кого напоминает. Я бы и хотела себя поумнее вести в его присутствии, само собой! Олрайт. Разве неустрашимая Майя Юрьевна трусло какое? Но… Тупею, когда он на меня глядит. Ага-ага! Когда я начинаю думать, что майор видит в Майе Юрьевне, о чем он размышляет и как ему должно быть противно это зрелище… Бррр. Слишком зациклена я на самой себе, окей, понимаю. Надо бы уже сменить пластинку и повзрослеть, то верно…
Девушка вздохнула. Вернулась к блинцам своим не став объяснять, кого именно азиатский Кайрат Тимурович напоминает рыжеволосой девушке и отчего она тупеет под его пристальным взглядом, что похож на два ледянящих дула.
А напоминал ей майор Кырымжан собственного отца, уж если по правде-то говорить. А видела она в нём Юрия Аркадьевича Светлова, строгого политика заглядывающего своими стальными глазами-буравчиками в самую душу, властного и подавляющего в этой своей львиной горделивости мужчину. Слышала удар папиной перьевой ручки о полированную поверхность стола, когда беседовала с майором, и в ушах у неё нет-нет, да и раздавалось суровое это: «Опять твои глупости, Май!»
«Глупая глупая Светлова» - откуда оно пришло к ней? Почему прилипло намертво дурацкое выраженьице, вопреки всем достижениям и заверениям в ее одаренности? Наверное, какой-то личной зрелости не хватало, умения абстрагироваться от мнения своего родителя. По честности-то, рыжей Майе до сих пор было важно мнение отца, она до сих пор желала доказать ему свою пчелиную состоятельность, как-то вот покорить отца и услышать это выстраданное, необходимое – «Я люблю тебя, дочь. Я тобой горжусь, моя родная».
И вот майор. Казалось бы совсем другой мужчина, но такой же неодобрительный, властный, выцеживающий пару презрительных фраз за день. Оооо! Майор напоминал Молнии отца и тупела она в его присутствии точно также, как и перед собственным папой; как-то теряла разом весь свой лоск пчелиный и яркость характера. Надо было уже как-то повзрослеть, выкорчевать решительно эту гнилую слабость. Но не всё так просто. Для всего требуется время, ведь самые большие свершения мы делаем по чуть-чуть, даже для самих себя незаметно. Можно и высочайшую гору передвинуть на другое место, разумеется со временем. Разумеется, не в один миг.
Посмотрела на блины свои пчелиная Светлова, припоминая другой взгляд… Теплый, родственный, восхищающийся серо-зеленый взгляд, тот самый взгляд, в котором хотелось утонуть: вот занырнуть в него как в бассейн ни о чём ни думая, дать себе свободу греясь возле родственной души! Не без грустинки конечно были те глаза, смотрящие на неё сострадательно да задумчиво. Не без колючего льда давней, не до конца побежденной муки… И всё же. Всё же! Ободряющий то был взгляд. Взгляд наполненный доверием к Майе и ещё чем-то большим чем доверием. Искрой наполненный-то. Живой горячей душой.
Улыбнулась Пчёлка своим поджаристым блинами и снова посуровела – словно бы два человека сражались в ней друг против друга.
Совсем иначе смотрел на девушку отец. Холодно-серый взгляд большого политика предстал в воображении, как монолит – давящий такой. Майя знала, что отец её любит, но когда смотрел он на неё как на букашку, когда смотрел без интереса, требовательно и тяжко, не так-то легко было отыскать в нем родственное чувство. Намёк на отцовскую любовь или хотя бы дальнее эхо её. Девушка тушевалась. Отцовский взгляд давил тяжелым камнем, навалился на хребет до скрипа костей – этот невыносимо холодный, бьющий током серый взгляд высокого политика.
Странная пытка.
Она даже нуждалась по своему в такой вот жуткой оценке – «Потому что Майя всегда побеждает!» Её любимый девиз. Её любимое дело – доказывать всем, а самое главное своему отцу, что она хорошая дочь. Что она заслуживает любви к себе, определенно, она как преданная собака имеет на неё право!
Усмехнулась снова. Поглядела на блины, дернув уголком губы. Несовершенными блинцы-то получились, уж если по шкале: шестьдесят процентов успеха из ста, а совсем даже не соточка. Руки рванулись было к сковороде – переделать! Быстро, заполошно, немедленно добиться успеха любой ценой чтобы папа был горд! Но остановилась девушка. Но усмехнулась смущенно. Метнулась по кухне рыжим вихрем туда-сюда и успокоилась вдруг, решительно поглядев на Спартака.
- Давайте я вам помогу с фаршем. Блины далеко не идеальны, но они вкусные и в них вложена душа Майи Юрьевны. Не сто процентов пригодности, но какая-то доля эффективности всё же присутствует. О да! Это не плохая работа, хотя это и не лучший мой результат. Однако, моей гордости придется смириться с этим фактом. Хоть это и не легко, проклятье…
Вздохнув, Пчёлка аккуратно прикрыла стопочку горяченьких блинцов чистым блюдом, заботливо положив сверху уютное домашнее полотенце. Потом направилась к Спартаку, чтобы быть на подхвате у доброго повара. Раз вместе – значит вместе! И в кулинарных шедеврах вместе, и в тех шедеврах, которые вовсе даже не шедевры тоже.
…Она взяла тяжеленький поднос в собственные руки, само собой, ведь Майя никогда не отступает – побелевшие кисти её при этом чуть дрогнули, приноравливаясь к новому весу, а тарелка полная блинов опасно пододвинулась к краешку подноса. Самодвижущуюся же тележку наша Молния отправила для Алексея: выложила ему блинцов – с фаршем и без, наложила мёда, сметаны да сгущёночки тягуче-загустевшей и отправила дроида к безопаснику, дабы не унывал солдат Стругачёв. Дабы знал солдатен-рыжикус, что о нем помнят и угощался душевной выпечкой в своём служебном изгнании.
Пчёлка была довольна собой. Не без смущения, конечно, а всё же это была хорошая работа: работа для всех, а не для одной себя, что важно!
Разулыбалась Майя Юрьевна заметив Чижика, рассмеялась даже тихонечко серебряным смехом своим и взяла себя в руки, напуская серьезность. Только лицо её осталовалось светлым и счастливым, и взгляд нет-нет, да по капитану скользил.
Не верила она в его ссору с Геннадием Борисовичем совершенно точно. Ответ Светловой капитану был корректен, даже похвалу содержал для старпома: «Ооо, не волнуйтесь, восхрененностно поговорили! Всё прекрасно. Геннадий Борисович интересный человек. Эти шахматы – отличная работа, сто процентов по шкале и ещё процентик сверху, за то, что это киношные шахматы. Один за всех и все за одного!»
Пальцы её сами отбили ответ для Чижика ещё на кухне, а сейчас, в столовой, глаза сами собой лучились радостью, поглядывая на капитана и на всю команду в целом.
На Ивана поглядела наша Пчёлка, на Геннадия Борисовича и на космического пилота Фотона, словно бы спрашивая молчаливо, нравится ли им угощение? Покосилась на Громова, на Шмидта затем и сглотнув шершавый комок, поглядела вдруг на Кырымжана: принял ли майор фаршированные блины? Не противно ли ему? Одобряет ли второй помощник данное мясное блюдо?
Поглядывала на мужчин пламенная Светлова и сама ела: вкусно ела, без дамских переживаний по поводу фигуры, без всех этих раздражающих изысков да охов вздохов, по поводу лишних калорий.
Со вкусом ела Майя, обмакивая жаркий треугольничек поджаристого блина в тягучую сгущенку, припивала чаёк зарумянившись от устаточку; пальцами размахивала от удовольствия, улыбаясь теперь уже не романтически, не любовно, а чисто по человечески-то веселясьь! Ведь простое это счастье, самое лучшее счастье если вдуматься – когда ты здоров, когда тебе хорошо и вкусно, когда люди вокруг тебя здоровы и обласканы твоей заботой; когда легко на душе, а жизнь так многообещающа с утра!
Теплом ранней весны заискрились пчелиные серые глаза, по-доброму заблестели рыжие волосы собранные в хвост. Ёе данкисты. Её семья.
Иногда она ловила напряжение между Чижиком и Михалковым, и улыбалась мужчинам по-простому, мягкой этой чуть кривоватой улыбочкой своей пытаясь разогнать тучи. Обращаться пока к ним не смела, все ж не хотела Майя Юрьевна привлекать к себе внимание, мол, она короткой ноге с капитаном и старшими офицерами. Вместо этого решила с Фотоном побеседовать, да сержанта Громова узнать чуток поближе.
- Как вам блины, Фотон Игнатьевич? Я слышала, что сегодня будет высадка на Кулимат, хе-хе… - озорно сверкнула серыми очами веснушчатая девушка. – Ооо, Майя Юрьевна всей душой желала бы оказаться в этой экспедиции! Будь это лотерея, я бы уже скрестила пальцы, надеясь на свой счастливый выигрыш – ооочень и очень хочется попасть в группу высадки! Ой еее, как-то я засиделась здесь, прямо чувствую, как железный потолок давит на мои великолепные кости, - усмехнулась - Но скорее всего пойдет Игорь Кириллович, а Майе Юрьевне придется стиснуть зубы, угу. Так будет правильнее, сто процентов. Доктор Григорьев имеет право глотнуть метафорического свежего воздуха.
Помолчала немного.
- Самое странное, ёшкин кот, что я буду совершенно одна на целом этаже… конечно, будет время почитать книжки, но… - вздохнула задумчиво. - В Москве такое одиночество представляется невозможным. Хм. Когда вокруг тебя люди, соседи, медперсонал и больные, по-первости сложно привыкнуть к безграничному пространству звездолета. Знаете, Майя Юрьевна могла бы сказать, что это чувство прямо-таки оглушает! Поражаюсь вашему умению смотреть в космос целый день. Абсолютная бесконечность чёрного вакуума, его неохватность и неупорядоченность, нда... меня это немножечко угнетает.
Обернулась к Громову.
- Не устали за вчерашний день, сержант? Наверное это тяжело, сидеть в наблюдательном пункте целый день, да ещё и без никого? Майя Юрьевна слышала, будто бы там имеются чипсы и кока-кола, а также хорошо оборудованное место для отдыха. Но… Майя Юрьевна не слишком верит в рекламные буклеты, подозреваю, что на деле всё не так радужно, а красивая реклама несколько приукрасила суровую действительность...