Светлые глаза Майи Юрьевны чуть подернулись печалью – налились эти глаза особым каким-то, густо-синим цветом, а где-то в глубине их серебряные блестки замерцали. Словно бы море заискрилось под луной – глубокое печальное море, студеное на глубине, загадочное да непостижимое море живое в этой своей тревожной ряби.
Докторская рука чуть крепче сжала ручку папиного подстаканника, а взгляд в смущении опустился к собственным коленям. Выдохнув тяжеловастенько, девушка сдула челочку - пламенные эти, упрямые пряди отводя назад резким движением головы. Нахмурилась сосредоточенно:
- Значит, слишком шумная для Александра Оттовича? Ага, есть такое… - немного насупилась даже Светлова, а потом упрямо водички отхлебнула, положив ладони на жаркую свою кружку. Чуть улыбнулась старпому, желая прогнать эту ненужную утреннюю грусть – некую смесь усталости от того что не выспалась она, и оторопи от прямоты Геннадия Борисовича. Будем честны.
…Тепло большой папиной кружки приятно согревало озябшие со сна ладони: молоко причудливо мешалось с чаем, своим восхитительно-теплым цветом напоминая сейчас о доме. Сквозь стеклянные стенки сосуда напиток выглядел приятно кремовым; таким вот сливочным, земным, насыщенным и щемяще домашним одновременно.
Интересно, а как там у Фёдора Михайловича дела складываются? Вот бы спросить у первого помощника, он ведь с мостика джентльмен, наверное, они уже встречались с капитаном. Впрочем, это было бы глупо. И приставуче и вообще! Скоро завтрак. Старпом прав – драмы не нужны. А всё-таки покалывало оно, легкое ощущение грусти - вот увидела бы Фёдора Михайловича и рассветлелась бы лицом наверняка рыжая Майя, разрумянилась бы простой девичьей радостью; но хотелось ей увидеть его с блинами, когда будет уже при деле Светлова, при своей какой-то жизни, а не вот так, когда со скуки занятому человеку мешаешь.
- Вы правы и не правы, Геннадий Борисович, истина процентов на пятьдесят по моей собственной шкале, ну да, - снова вернулась к блондину мыслями, продолжая обнимать начищенный подстаканник. – Просто… Когда Майя Юрьевна общается с другими членами экипажа, у нее имеется некое крохотное ощущеньице, будто бы она не делает для экипажа хуже. Понимаете. Не вредит своими эмоциями и не вносит лишнего, возможно даже дополняет картину собственной пламенной персоной. Окей. Во всяком случае, не та гиря, которая всем в обузу! Но и не душа компании, конечно, ведь для всего необходимо время. О, я это понимаю! Нельзя стать своей в доску всего-лишь поджарив оладья, сварив лапшу и угостив всех на ужин невкусным пирогом на два балла.
Усмехнулась неожиданно Светлова:
- …Вот уж точно, такими пирогами никого не завоевать! Ну простите пожалуйста, не могу не посмеяться над вчерашним провалом. Ой, это то что я называю - "великолепнейший пример гордого позора" Хе-хе. От могучей цветаевской поэзии, к скромным стишатам двенадцатилетнего школьника. Так о чем бысь я?
Смущенно потерла веснушчатую переносицу: - Понимаете, когда дело доходит до Александа Оттовича или Кайрата Тимуровича у меня есть ощущение собственной неэффективности, недоученности и не умения понять этих людей. Словно бы присутствие Майи Юрьевны делает всё только хуже, портит налаженное взаимодействие в команде. Вносит дисбаланс. Угу. Отец бы сказал, что это только моя личная вина, слабость, которая непростительна на службе. Вот я и желаю понять этих людей получше, узнать о них что-то, что поможет Майе Юрьевне… ну хотя бы не раздражать их лишний раз. Как вы и сказали, будь мы друзьями, я могла бы спросить прямо – в чём проблема и как её решить? Но профессиональная Майя Юрьевна здесь без году недели, то есть «Доктор Никто», уж если говорить своими словами и она не может спрашивать о таких вещах прямо. Это было бы самонадеянно, угу. И... - прошептала вдруг. - И я уже пыталась.
Пожала руку старшему помощнику доктор Светлова, крепко пожала, энергично, без того самого пиявистого безволия, которое более всего Пчёлку раздражало в рукопожатиях: когда человек, будто спущенный шарик предлагал обнять, а вовсе даже не живую свою человеческую конечность.
- До свидания, Геннадий Борисович. Думаю, моя прямота… ммм, это лучший способ сказать вам, что я ни на что ни обижаюсь совершенно точно. Всё путём, это был правильный… ммм… необходимый даже разговор.
Кивнула головой Майя, улыбнувшись кривовато, но всё же улыбнувшись старпому: искренне даже улыбнувшись, хотя и настороженно немного. Так ведь всегда бывает, когда ты совсем не знаешь человека, не понимаешь его реакций, боишься показаться глупым или странным каким-нибудь собеседником. Или что ещё хуже – жалким и смешным.
...
Она неслась вперёд думая о своём: о блинах, о Кулимате, о состоявшемся недавно разговоре и о том, что хорошо бы хоть сегодня поменьше лажать. Бег успокаивал Майю Юрьевну, прочищал мозги, помогая собраться духом. Мельком заметила Фотона Игнатьевича наша бегунья, кивнула ему головой, желая приятного утра. Поманила за собой Мотю: - Кыс-кыс-кыс, Мотя! Идём на кухню, кыс-кыс-кыс… Надо успокоить Алексея Кировича, конечно, я принесу ему блины. Кис-кис-кис.
И вдруг Кырымжан! Прямой, вспотевший, недовольный совершенно точно майорише. Пахнущий чем-то невероятно мужическим, ядреным, луковым таким через парфюм, ага-ага – прямо-таки накрывающим волной тестостерона. Наверняка испытывающий негативные эмоции по отношению к Майе Юрьевне.
Пчёлка вдруг растерялась. «Зачем он здесь?!» Ойкнула. Уронила планшет брякнувший новым сообщением, засуетилась, чувствуя, что она делает сейчас всё то, что ещё больше разозлит Майора.
- Аааа… Оооо… Отодвиньтесь пожалуйста н-немного, Кайрат Тимурович. У-упало… - девушка протянула руку к своему устройству, упавшему прямо под ноги к майору. – О-тлично, окей. Т-там… там е-еще проводок наушника... как на грех под вашими ногами! Да-да, вот он. Значит, Майя Юрьевна несёт глупости, понимаю.
Поёжилась от презрительного этого почти что выплюнутого высказывания – значит, письмо её глупости. Значит, бывает. Значит, у них с майором всё в порядке. Значит, угу.
- Пы… простите майор, значит, я надумала, у нас всё в порядке. Окей! – вымученно подняла большой палец вверх, желая поглядеть, что там за сообщение новое пришло. – Вы не против, я тогда н-на кухню? Майя Юрьевна должна помочь Спартаку Валерьевичу с завтраком. Будут блины. Наверное! Да-да. Со сливочным маслом и со сгущенкой, быть может с мёдом и...
И бросила мучительный взгляд на Спартака, отчаянно желая исчезнуть сейчас нафиг с глаз майора, чувствуя себя глупой, никчёмной, мелкой Пчелой. Какого фига она про блины строчит!? Промелькнула даже мысль тряхнуть стариной да и броситься майору под ноги прытким тараканом, чтобы значится сразу Кайрата Тимуровича от себя освободить.
Впрочем, нет. Рыжая Майя стояла прямо. Бочком-бочком отодвигаясь поближе к Спартаку. Не опуская подбородка и закусив губу, дабы не брякнуть какую-нибудь глупость чисто на эмоциях.