Их взгляды встретились и на несколько томительных мгновений задержались друг на друге, не имея ни сил, ни желания оторваться от этого внимательного и такого близкого взгляда дорогого тебе человека. Взгляда, несущего за собой всепробуждающий огонь спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. В том, что всё действительно будет хорошо.
«Я. Вас. Прощаю», - сказала она, повторила она, сосредоточившись на его глазах. А он не отвёл их в сторону. Он лишь в первый миг растерялся немного, но затем и на лице Фёдора Михайловича проступила уверенность. Он помолчал пару секунд и кивнул, то ли в знак благодарности, то ли понимания. Чуть крепче сжал пальцами перехватившую его ладонь узкую кисть девушки.
- Спасибо, - снова кивнул.
Забавный. Растерянный немного, пытающийся подобрать слова. Он ведь не на уроке сейчас был, где мог шпилить материал без запинок и остановок, пересказывая на свой лад содержимое параграфа. Это была жизнь. А в жизни случаются моменты замешательства. Смущения. Волнения даже. Когда сердцем ты знаешь, что хочешь сказать, но не можешь это выразить словами. Чувства - они намного глубже слов. Не всегда можно их выразить ими. Поэтому ведь существуют прикосновения. Язык тела.
- И я... Я тоже - Тебя - Прощаю, - слегка поспешно произнёс он, будто боялся опоздать, не сказать эти слова вовремя. Чуть задержишься - и твой поезд уедет в ночь. Унесёт собеседника на ночном экспрессе в неизвестные дали - и ищи его потом, как ветер в поле. Но Фёдор Михайлович смутился и повторил уже медленнее. Проникновеннее. Тише. Глядя ей в глаза. - Я. Тебя. Прощаю.
Момент, когда растерянность зашкалила. Майя принялась расстёгивать пуговицу на рукаве его белой рубашки, и брови капитана удивлённо и как-то очень уж медленно стали подниматься. Застывший на её лице взгляд опустился к руке и сделался забавно-недоумённым. Девушка почувствовала, как напряглась его рука, которую она сейчас... раздевала.
Чуть дёрнулась. Словно бы хотела вырваться из её длинных пальцев, отстраниться, но оставалась на месте вопреки этому порыву. Хотела познать запретный плод, который сладок. Ведь не всегда он таит яд за румяной кожурой. Не обязательно там, за запретными стенами, война и разруха. Может, наоборот? Это здесь царство скуки и уныния. Резервация сатаны, где грешники проходят свои девять кругов ада. А там, за таинственной стеной - рай на земле. В который так хочется вернуться согрешившей душе. А что, если она заслуживает на второй шанс?
Чижик не отстранился, хотя Майя Юрьевна - опытный доктор - чувствовала, что в этот момент он немножечко испугался того, что за этим следует. Напряглась рука. Стало жёстче ощущаться запястье. Дрогнула синяя венка, пробегающая через него. Взгляд мужчины чуть насторожённым стал. Не недоверчивым, отнюдь. У Фёдора Михайловича ведь не было причин ей не доверять. Но ожидающим чего-то... смелого. Необычного поступка с её стороны. Ещё одного шага навстречу. Только что он его сделал, погладив Майю по щеке. Капитан с шумом, коротко втянул носом воздух, но не выдохнул. Набрал его в лёгкие и замер, глядя на то, что делает девушка. Затаив дыхание. Приоткрыв слегка губы и не заметив этого. Напряжённо глядя на Майю, коснувшуюся своими алыми губами его бледной руки.
В груди что-то ухнуло от этого простого, безобидного вроде бы, но такого горячего и много значащего поцелуя. Щёки запылали румянцем и бледнота отступила. И даже рука больше не казалась такой бледной, словно бы и она, сама по себе, могла испытывать смущение.
- Всё... будет... хорошо... - делая большие паузы между словами, шёпотом, тихим эхом повторил её слова Фёдор Михайлович.
Испытал он заметное облегчение, когда на этом Майя и остановилась. Не стала продолжать то, что он мог назвать истязанием. Это была сладкая мука. Миг блаженства, приправленный всеми накопленными опасениями. Возможно, это всё были глупые предрассудки, но они всё ещё беспокоили бывшего учителя. Он был намного... намного старше, и это уже никак не исправить. Хотя разница, если подумать, между ними не очень огромная. Четырнадцать лет их разделяло. Нельзя сказать, что он ей годится в отцы. Да на Земле множество супружеских пар имели похожую, а то и бОльшую разницу в возрасте. Нет, дело не в этом. Просто... просто предрассудки. Эти чёртовы предрассудки. Ей семнадцать. Фактически она ещё несовершеннолетняя даже. Нет... хотелось обо всём этом забыть. Вот сейчас ему хотелось разбить все эти предрассудки как цепи, отделяющие пленника от заветной свободы. Поймать её лицо в ладони и...
- Всё будет хорошо, - уже увереннее повторил он и облизнул пересохшие губы. Жарко стало мужчине. Невмоготу стало смотреть ей в лицо и не думать об этом поцелуе. И о своих затаённых желаниях. Нет, только не сейчас. Чижик отстранился от девушки. У него тоже кружилась голова. - Сейчас... Да... ты иди, я сейчас, - кивнул он, не глядя на неё. - Выпью лимонада. Что-то мне... - капитан не договорил и почему-то посмотрел в сторону щелей кондиционера.
Он задержался, только чтобы налить себе полбокала фанты и залпом выпить её, после чего с опустевшим бокалом пришёл в ванную следом за Майей. Прохладная газировка остудила немного, помогла успокоиться. От сердца отлегло и радостно даже стало немного отчего-то. Может, от вида бойкой девчушки, хозяйничавшей возле умывальника. Не очень-то, по правде, для мытья посуды приспособленного, но вполне годившегося и для этой цели. От её улыбки, которая расцвела на алых губах. От звонкого и бодрого голоса, в котором звучала жизнерадостность. От душистых запахов, заполонивших небольшое помещение ванной комнаты.
Фёдор Михайлович слушал с интересом, ассистируя Майе с посудой. Всё же двое за одной раковиной друг другу мешали бы - пришлось девушке мыть тарелки и чашки, а Чижику только подавать грязное и принимать вымытое. Внимал ей капитан, и в его пронзительно-глубоких глазах читалось понимание. Немного грусти, когда она заговорила о семейном, о своих не самых удачных взаимоотношениях с Юрием Аркадьевичем. Интерес, когда Майя про жемчужину в своей квартирке упомянула. Лёгкое осуждение за красное словцо, которым она подчеркнула ту самую, выделенную интонациями фразу. Но и тёплую радость за девушку он испытывал. Хорошую такую, добрую и светлую, по-человечески понятную радость.
Вот только разговор прервало возвращение Стругачёва. Они как раз домыли посуду и уже собирались выходить в спальню из ванной, как услышали шум двери, а затем и шаги Лёхины услыхали.
* * *
Он всё понял.
Майя по глазам его, сразу потускневшим, по лицу побледневшему и по поникшим плечам это увидела. Стругачёв опустил руки, когда осознал, что никаких примирительных обнимашек не последует, отступил от Светловой. Выдохнул устало и к чайнику отошёл, будто по команде, едва услышал просьбу девушки. Поставил его кипятиться, а сам постоял немного у стола, не оборачиваясь к Майе и Чижику.
- Вы это... без меня досматривайте, ладно? Я на дежурство опаздываю уже, не хочу задерживаться. В первый раз нужно отнестись к этому ответственно, - упавшим голосом говорил Лёха, уже направляясь бочком к двери. - Мне ещё зайти переодеться надо, то, сё. Вы без меня. Главное я уже увидел, всё нормуль, - было видно, что не всё «нормуль», но рыжик уже был у двери.
- Стругачёв, - окликнул его негромко Фёдор Михайлович. - Я же капитан. Ты можешь у меня отпроситься хоть сейчас. Ничего не случится, если ты на полчаса задержишься. С моего разрешения.
- Нет-нет, Фёдор Михайлович... то есть, капитан, - взмахнул Лёха ладонью. - Не нужно таких жертв. Я всё увидел и буду убегать, ага. Спасибо, что позвали посмотреть, было интересно всё вспомнить. Может, ещё как-нибудь того... соберёмся... да... - он бросил быстрый взгляд на Майю и вышел за порог. - Ну, до завтра... или послезавтра, я ж сутки дежурю. Спасибо, Майя. Спасибо, Фёдор Михалыч. Всего хорошего. Доброй вам ночи, - почти протараторил он и исчез за дверью.
Майя помнила Алексея Кировича ещё в детстве. Так он себя вёл, когда на что-то обижался. Или чувствовал себя виноватым. Или и то, и другое вместе. Но, кажется, обиды было больше.
- М-мда, - тяжело вздохнул Чижик, который тоже всё понял. - Вот и посмотрели... Наверное, это была плохая идея...
Он нахмурился и поглядел на Майю.