Это было приятное единение. Горячая сородственность, протянувшаяся между ними тремя, сердечная привязанность – нитями, нервами, корешками живыми оплетающая три души. От сердца к сердцу, от одного живого человека к другому. И разве забудешь это уже?
В жизни редко так бывает и почти невозможно найти людям покой друг в друге, но уж если переплелись ваши судьбы, если послала жизнь такой неожиданный, недолгий подарок, такое не забывается. Объятия среди звёзд! Несмелое объятие со стороны Алёшки и ласковое, бодрящее такое, со стороны Фёдора Михайловича. Майя и сама – к Алешке приникла как к другу, робко и спокойно, без лишней чувственности. Ободряюще. Дружественно приникла. Чтобы не остался один в этой холодной вселенной её друг!
…И застывала себе от удовольствия, млела пожалуй как кошка, ощущая собственную руку угодившую в нежный плен капитанской пятерни. Можно было бы сказать красиво, напустив роз да сладкого тумана – ее хрупкая рученька в его огромных мужских руках оказалась. Но не были пальцы Фёдора Михайловича такими уж огромными и грубыми, всё ж не кувалдой болты заколачивал данкийский командир. А узкая кисть Пчёлки не была такой уж крохотной, созданной из тонкого хрусталя, способного рассыпаться вмиг. Нормальные человеческие руки встретились: мужская конечно чуть сильнее и шире, а Майина зато более гибкая да чувствительная, и пальцы её переплелись с его пальцами, и пощекотала она его горячую ладонь своими аккуратными ноготками. С серьезным выражением лица, старательно хмурясь в экран щекотала его ладошку. Улыбалась, гладя его пальцы, хмурилась и улыбалась, ага.
- Я не смотрю, Фёдор Михайлович, не смотрю, - вдруг произнесла девушка тихо. Пусть знает, она не смотрит на него без рубахи.
Это ведь было бы воровство: у Чижика воровство, у себя лично, вот взять да и отнять что-то таким ненужным вторжением. Если бы врач потребовался капитану, тогда одно – тогда Майя Юрьевна была бы уже профессиональна и не смотрела бы на него как на мужчину. Но сейчас-то ведь не медицинский случай и если Чижику неловко перед своей выросшей ученицей, тогда всё очень просто - она не будет смотреть.
Возможно, Пчёлка и хотела заглянуть ему под рубаху. Вот без эклеров да без красивостей, называя вещи своими именами – этот мужчина ее привлекал. И губы манящие и тело горячее… желалось провести пальцами по его длинным бровям, чтобы собственной кожей почувствовать их нежную мягкость. Любовь она ведь не только души охватывает, тела покорны этому чувству; тела освещаются высотой Любви.
То жаркое, что было спрятано под тонкой белой рубахой манило её, но она не собиралась вторгаться. Пусть завоюет её, пусть Сам! Таковы древние правила танца. А пока Молния просто не будет смотреть, раз ему это неприятно. Майя как бы расфокусировала зрение отвлекаясь на Кырымжана, а потом и на своего отца переключаясь с тяжелехоньким вздохом, отвлеклась от веселья.
- Орёл девятого легиона сложил крылья, ну да, ну да… - Покачала Пчёлка головой, чуть прикусив нижнюю губу. Вспомнилась отцовская любовь к древнему Риму. – Неа, отец ушел сам. У него отличное здоровье и могучие крылья, ага-ага, он бы мог еще лет десять до пенсии летать, вот что Майя Юрьевна желает сказать. Космос – его жизнь! Но ведь папа хороший человек, всё верно Алексей Кирович, потому и не смог принять этот фильм. Себя в нём принять, главным образом. Кино-то отснятое он ведь тоже видел, в своём кабинете, вот прямо как мы сейчас… курил сигаретку, наверное, коньячка себе налил и посмотрел ночью махом. А увиденное приземлило его на землю. Ну да. Мы тогда особо не общались… Я в Репино-Радищево училась, он в Москве работал. Это уж я потом узнала, что отец больше не летает. Но мы никогда об этом не говорили. Неа, никогда! Ни об МЗУ и моём уходе, ни о том, почему капитан Светлов вице-адмиралом на Землю перевёлся. Светловы они… ммм… не разговаривают о таких вещах. Агась.
Вздохнула снова.
- Только одно Майя Юрьевна точно знает, в Пещере не только преподаватель МЗУ Фёдор Чижик исчез, и не только один космический биолог да рыжий пилот звездной пылью обратились, для капитана Светлова этот Эксперимент тоже последним стал. Многое видно пересмотрел отец в своей жизни. А в политику большую подался, потому что не может сидеть на месте. Потому что тянет его кровь, как и меня тянет! – сверкнула глазами Майя. – Я с лестниц прыгала и по парапетам мостов ходила, медали добывала и на учебе всем доказывала, что могу это взять. У отца также. Только в мужском варианте, Майя Юрьевна-то немного клоун, угу…
И дернулась вдруг рыжеволосая девушка, потому что накатило оно. Потому что вторглись рыцари в каюту, а голографический Фёдор Чижик растерянно назад отступил. Так отступил, как отступает человек, когда напуган он смертельно, когда совсем один и точно знает, что никто ему не поможет.
Потому и бросилась таракашка-Майя на помощь, потому что совсем без защиты остался побледневший преподаватель и для неё это оказалось страшнее любой боли. Когда рыцари пришли чтобы разлучить. Отнять. Забрать у нее родного человека снова – как забирала у нее жизнь отца, братьев,… забирала всех, кто был дорог.
Отчаянно забилось сердце повзрослевшей Пчёлки, так громко забилось – что уж и не слышала она ничего за его боем. В глазах потемнело, когда всё вдруг подернулось горьким дымом; когда болью, скручивающей дикой мукой обожгло правую руку. Там на экране опускались копья, бедовый Алёха рвался вперед, чтобы получить по голове; маленькая девочка бросилась в жестокий, заранее невыиграшный бой, а взрослая девушка чувствовала, что она сейчас отключится. Ещё чуть-чуть и липкая тьма эта затопит ее рассудок, бросит на колени, отправив в небытие.
Уже вставал перед Светловой её Рыцарь-Страх, глядел мёртвыми прорезями шлема. «Всех подставила тогда. Из-за тебя! Беги». И бежать от него можно было только в ничто, в пустоту, в пьяное это жуткое никуда.
Но зачем тогда звездолёт!? Учеба. Врач. И теплые объятия. Готовка. Радость. Коридоры… Главное это сказанное вслух, от души: «Вы мне не противны».
Похолодевшие руки, побелевшее лицо, когда существовал только этот мучительный детский крик в голове, и что-то еще существовало… Что-то, что освещало путь сквозь ядовитый дым.
- Фёдор Михайлович, за… зачем вы тогда стали драться против рыцарей? – произнесла хрипло, произнесла назло, чтобы не сдаваться этой тьме багряной. Нахмурившись. Вспотев. – Вы же знали, что это всё представление, тогда зачем?