По глазам Лёхиным увидела - он понял, что совершил ошибку. Напросился, куда не звали. Встрял третьим лишним в Майино личное с Фёдором Михайловичем. Покраснели глаза рыжика от испытанного укора совести, неуверенно и как-то испуганно посмотрел он на капитана, но Майя резко стартовала на выход из каюты, и никто не стал её догонять.
- Пойдём и мы, Стругачёв, - услышала она, уже закрывая дверь, голос Чижика. А когда двинулась по длинному коридору в сторону медотсека и миновала лестницу, то могла и шаги их, и голоса негромкие расслышать сзади, на отдалении. Негромко хлопнула дверь...
По пути девушке никто не встретился - даже корабельный талисман кошачьей породы. Корабль будто вымер, и если бы не стабильное искусственное освещение, эти коридоры могли бы показаться пустыми и зловещими, словно из фантастического триллера какого-нибудь. Только тихие собственные шаги звучали эхом, отражаясь от стен - никаких сторонних звуков, ни единого живого голоса. Правда, на полпути до медотсека повстречался дроид-уборщик, прожужжавший мимо на своих колёсиках, подметая пол щёткой-валиком.
Игоря Григорьевича, к счастью для желавшей побыть наедине с самой собой Майи, также было не видать. Наверное, добрый доктор биологических наук уже спал в своей биолаборатории, ведь он тоже сегодня много поработал, хоть эта работа и была больше умственной, нежели физической. Составление каталогов, анализ полученных данных... от всего этого голова могла пойти кругом. Уж Майя-то знала, сама с таким сталкивалась в медицине и не только.
Тишина. Каждому полагается иногда побыть в одиночестве. Запершись в своём маленьком личном пространстве, отгородившись защитной стеной, этим самым куполом тишины, от всего внешнего мира. Очень хрупким, надо сказать, куполом. Его очень легко разрушить. Достаточно появления любого человека, не знающего про созданный кем-то купол, и вот к тебе уже пристают с разговорами или стучат в запертую дверь.
Тук. Тук. Тук.
Это сердце её бьётся от расстройства или и правда в дверь стучат? Майя прислушалась и - действительно - услышала тихий, но настойчивый стук в дверь своего кабинета. Она так погрузилась в свои тяжёлые, горячечно-сладкие мысли, что не заметила, как кто-то вошёл в медотсек, пересёк приёмную и подошёл к двери кабинета. Ну, этому нарушителю спокойствия ещё темнота помогла, созданная девушкой.
- Майя? - услышала она обеспокоенный голос Фёдора Михайловича за дверью. - Ты там? Данко сказал, ты здесь. Я могу войти?
Он был один, без Стругачёва. Одет он был, на удивление, не в лётный комбинезон ВКС, а в штатское. Белая рубашка, чёрные выглаженные брюки, аккуратная причёска с «её» чёлкой. В гражданском Майя его видела в последний раз, ещё когда училась в МЗУ. Всегда он был в лётном комбезе. Либо в скафандре. Либо без верха комбеза, ага! Как тогда в пещере. Но сейчас она его увидела в рубашке и брюках, и хотя вид он стал иметь менее внушительный, и казался чуть более худым, чем обычно, этот костюм ему шёл. Он его делал моложе. В темноте, правда, не рассмотреть как следует, но была она, темнота эта, сейчас будто интимной.
Когда Чижик подошёл ближе, от него пахнуло лёгким флёром уже знакомого одеколона - так и есть, перед выходом из своей каюты надушился. Словно бы шёл на свидание! Вот какой у него сейчас был вид - самый что ни на есть свидабельный. Только цветов и бутылки шампанского не хватало, но они ведь уже были до этого, как и коробка конфет.
- Что такое, Майя? - в голосе его тихом звучала тревога. - Переволновалась из-за видео? Хочешь об этом поговорить?
Ага, прямо как анекдотические психологи спрашивают: «вы хотите об этом поговорить?». Только Фёдор Михайлович спрашивал серьёзно, искренне волнуясь за девушку, бывшую некогда его ученицей и пережившую тот жестокий эксперимент пятилетней давности. И такую дорогую ему, как оказалось по прошествии времени. Что-то внутри него дрожало. Некая струнка души, растревоженная встречей с повзрослевшей Светловой. Дрожала и не могла перестать. Трепетно и нежно, и боязливо в то же время. Страх обжечься. Снова.
Большого труда и недюжинной смелости ему стоило одеться вот так, будто он и правда шёл на романтическую встречу с девушкой. Будь они с Майей одни - было бы проще. Но присутствие Стругачёва смущало Фёдора Михайловича. Не хотелось при нём демонстрировать, каковы настоящие отношения между капитаном и бортовым врачом. Не то, чтобы Чижик их стеснялся, просто... ни к чему это сейчас им. Совсем ни к чему. Не стоит давать экипажу поводов для подобных обсуждений.
А он ещё одеколоном побрызгался...
* * *
- Данко, пожалуйста, ничего не говори капитану, - попросил Стругачёв. - У меня нет никакого злого умысла. Это личное. Я хочу помочь другу. Чижику от этого хуже не станет. Андестенд ми?
- Йес, ай ду, Алексей Кирович, - вежливо ответил искин. - Я пока что не усматриваю в ваших действиях злого умысла. Специально ничего не стану говорить капитану, но для вас лучше, если он об этом не станет спрашивать. Моя программа обязывает меня правдиво отвечать капитану на все вопросы.
- Ладно-ладно, - проворчал Лёха, сбросив ботинки и лихо забравшись ногами в носках на застеленную капитанскую кровать. - Я думаю, он не станет спрашивать того, о чём не знает.
Его лицо на мгновение задержалось напротив портрета, вгляделось в улыбчивые лица капитана и незнакомой девушки, затем Стругачёв, хищно сузив глаза и широко раскинув руки, словно рыжий какой-нибудь говорящий ворон крылья, ухватил за края рамку с портретом и принялся придирчиво осматривать все углы на фото и все стороны рамки.
- Ничего... - пробормотал он и, сняв портрет с крепления, перевернул к себе задней стороной, поизучал сзади. Не удовлетворившись поверхностным осмотром, сел на кровать и стал аккуратно раскрывать раму, и через десяток секунд в его руках была сама фотография. Поглядев на её оборот, Алексей скользнул взглядом по написанным там строчкам и задумчиво хмыкнул себе под нос: - А вот это может быть интересно...