Она видела их такими, какими они и были в действительности. Они, кажется, совсем не умели смеяться. Даже когда на губах играла улыбка. Когда губы смеялись над шуткой или от радости. Эти глаза. Его глубокие глаза. Они оставались печальны. Словно бы в самой их глубине, в самом сердце этих глаз таилась некая горечь. Какая-то непостижимая, загадочная скорбь. Непонятно ведь было, отчего и когда она там поселилась. Они, эти грустные серо-зелёные глаза, были такими будто всегда. Живыми, но при этом печальными. Майя их помнила. Ещё задолго до Эксперимента...
Но было и отличие от тех глаз пятилетней давности. Раньше в них не было уверенности. Решимости этой, твёрдости мужской. Их взгляд тогда часто был робок и нерешителен. Особенно на Туманной Планете, агась. Там это стало особенно заметно. Видно, всё же космические полёты были стихией Фёдора Михайловича. Оторвавшись от Земли, он будто ожил. Пережил годы стагнации, проведённые в училище - не самые худшие и по-своему интересные годы, но бывшие для вольнолюбивого Чижика алмазной клеткой. А теперь он чувствовал свободу и обрёл уверенность. Может, и Зельцианская Бездна по-своему помогла, забросив «Данко» в чужой уголок Вселенной. Здесь не было ВКС, и Юрий Аркадьевич не мог приказывать капитану Чижику, какими должны быть его решения. Здесь он был Капитаном. С большой буквы.
- Ну вот, так лучше, - на губах Фёдора Михайловича снова обозначилась улыбка, и снова его глаза не были веселы. Впрочем, от искренних улыбок в них всё же виднелась тень. Плескалась в них эта приятная, уютная теплота доброй и светлой улыбки.
Он крепко взял Майю за похолодевшую руку - его ладонь была тёплой, в нём играла кровь. Зрелище на экране вызывало в нём не страх, а гнев. И этот гнев разгонял по жилам горячую кровь, подстёгиваемый адреналином. Девушка выпала из кресла, но тут же была подхвачена за руку и за спину, не успев распластаться на ковре выброшенной на берег рыбой. Перебралась с его поддержкой к Стругачёву, спешно убравшему поднос. Он его к ногам передвинул, куда они все трое смогли бы дотянуться при желании, если будут сидеть, как он предложил. Как три мушкетёра из Простоквашино.
- Печкин? - смешливо поднял рыжие брови Алексей. И шутливо заворчал. - Вот всегда вы, женщины, из двух предложенных вариантов выбираете третий. Женская логика, ага? Но выбор хороший. Печкин - мужик нормальный, с принципами, но добрый. И вредный, как водится. Не отрицай, ты тоже такой бываешь. Ну, да и я не лыком шит, - тараторил парень, отвлёкшись от картинки на экране, пока Майя усаживалась.
Услышав вопрос девушки, адресованный Чижику, Лёха с интересом поглядел на капитана.
- Дядей Фёдором? - переспросил Фёдор Михайлович и усмехнулся, садясь по левую руку от Майи. Так близко они сидели, что она, находясь в центре, и вправду могла обнять за плечи сразу обоих. - Бывало, но редко. В детстве только. Потом как-то перестали так называть. Всё больше птичьи прозвища придумывали. Фамилия у меня всё-таки звучнее имени. - Он улыбнулся, немного уйдя в воспоминания. - Тогда вас, наверное, удивит, если я скажу, что долго привыкал к обращению по имени-отчеству. Так меня уже в МЗУ стали называть, когда я пришёл туда работать. До этого всё чаще либо по имени, либо по фамилии. Признаюсь, я какое-то время ожидал, что вы будете меня за глаза - ну, в разговорах между собой - называть Фёдором из-за молодого возраста или прозвище придумаете какое-нибудь птичье, но странным делом ничего такого я не слышал. Может, в единичных случаях только.
Поддержка Стругачёву была нужна. Потому что, стоило ему вернуть внимание к голографическому изображению, как он притих, приклеился глазами к себе пятилетней давности. К рыцарям, будто из ниоткуда бравшим свои путы и вязавшим его. Желваки восемнадцатилетнего рыжика играли, когда он на всё это смотрел. А пальцы непроизвольно стали сжиматься в кулаки. Но ощутив узкую девичью ладошку, коснувшуюся его кисти, Лёха бросил взгляд на Майю и мягко взял её, кивнул благодарно и снова перевёл взгляд на сцены из прошлого, заботливо отснятые современными технологиями. Говорят, самые продвинутые технологии неотличимы от магии. Длинные и сухие пальцы рыжика сжали Майкину ладонь, крепко, но не сильно пожимая.
- Хе... это я за Иоффе горланил? А ведь он был к этому причастен, - саркастически покачал головой Стругачёв. Но потом что-то понял и поглядел на капитана. - Совсем не так, как вы, Фёдор Михайлович. Вас заставили в этом участвовать, а Иоффе всем руководил. Он-то вас, небось, и заставлял.
- М-м-м... не скрою, у меня был разговор с Леонардом Карловичем, и не один, - неохотно кивнул Чижик. - Но я сам вызвался участвовать. Скажем так... мне дали выбор. Они и сами понимали, что детям будет проще с их учителем. С привычным для них, а не найденным на стороне. И что... - он сглотнул в волнении, - что присматривать за ними в форме робота тоже лучше человеку... человеку заинтересованному. Для которого это не просто работа. - Капитан покачал головой. - Не скажу, что на меня давили. Мне ничем не грозили, только заставили подписать документ о неразглашении. Я мог отказаться и продолжать работать в МЗУ, забыв об этом разговоре. Признаюсь, я не сразу ответил. Взял время подумать. Очень трудный был выбор... - Фёдор Михайлович погрустнел и опустил голову, глядя в пол.
- А я рад, что вы сделали такой выбор, - немного помолчав, вдруг сказал Стругачёв, и показал капитану большой палец. - Уважуха! Как говорится, друг познаётся в беде. Протирай вы и дальше штаны в МЗУ, вас бы потом совесть уела, как пить дать. А мы бы ничего и не узнали. С другим человеком и сложилось бы по-другому, - рыжик пожал плечами. - Кто его знает, может, и до победного конца эксперименты бы над нами ставили. Жестоко это. Я понимаю: тесты на профпригодность, всё такое. Но не по-человечески. Так-то.
- Спасибо за поддержку, Стругачёв, - тихо сказал слегка приободрившийся Чижик. - Абсолютно с тобой согласен. И про совесть, и про человечность. Имеем ли мы право называть себя людьми, если ставим над детьми такие опыты, оказывающие глубокое воздействие на их неокрепшую психику? Это совершенно непедагогично. Противоречит всем моральным принципам.
В этот момент Майя поняла: дружбе между Лёхой и Фёдором Михайловичем быть. Стоило совместно посмотреть фильм вот ради одной этой сцены. Парень сейчас видел своими глазами, как остро переживает бывший учитель, узнавал его историю с этим проектом, слышал его рассуждения. И наверняка поменял своё мнение, которое до этого было несколько иным, не в пользу Чижика. Поменял своё представление о нём. Между ними появилось понимание.
- Блин, со стороны выгляжу как трусло истеричное, - возмутился Стругачёв, глядя на сцену своего неудавшегося побега к кораблю. - «Я не пойду с вами!» - передразнил он себя. - Мне, конечно, тогда до чёртиков страшновато было, но думал я не о том, как бы в угол забиться. Корабль был единственным убежищем, чтобы они меня не схватили. А находясь на свободе, я бы лучше помог тем, кого они схватят. Хотя уже потом, в пещере, понял, что это я зря так решил. Лучше было оставаться с вами и иметь возможность защитить при случае. Всё-таки вас было три девочки, а трое... эм, мальчиков, - бросил он взгляд на Чижика, - немного уравновешивали шансы. Короче, не считайте меня трусом, лады? Я думал тогда о пользе для всех, - смущённо признался Лёша и приобнял Майю в ответ на её жест за спину.
- Не переживай, Стругачёв, - мягко улыбнулся бывший учитель, - зная твой характер, я и подумать не мог бы, что ты трусишь. Ты же боец, и за девочек в училище заступался, верно?
- Ну да... - рыжик усмехнулся и, покраснев от смущения и похвалы, провёл пятернёй по волосам, отворачиваясь к экрану.
А рука Фёдора Михайловича сначала коснулась кисти девушки, в знак поддержки, когда она вдруг загрустила и вспомнила о своём нежелании возвращаться домой, а затем и на её плечо опустилась. Он несколько секунд внимательно на неё смотрел, вглядываясь в лицо. Но ничего не сказал. Да здесь и не требовались слова.
В следующий раз их кисти соприкоснулись, уже когда Майя решила поддержать бывшего учителя и нынешнего капитана в сложный момент, который им показывали операторы, монтировавшие видео. Это было действительно личное. Воспоминания о своём пленении и поездке в клетке были всё ещё живы, почти даже не потеряли в яркости. Взгляд мужчины застыл на своей более молодой и просвечивающейся на голограмме копии. Последовал долгий тихий вздох.
Ох, как же много он тогда передумал. Сколько чувств и эмоций было намешано, настоящий коктейль. Там и досада, и обида, и стыд перед детьми, и гнев на организаторов этого чудовищного в своей жестокости балагана. Но больше всего было беспокойства за ребят. Особенно за девочек. Мальчишки-то в плен угодили боевые. Что Коля Гераськин, что Стругачёв - оба были не из тех, кто легко сломается психологически. За Алексея можно было беспокоиться разве что, как бы он не выкинул чего-нибудь... что только сделает ему хуже. Как эта песня, побудившая актёров-рыцарей заткнуть ему рот кляпом. Тоже для убедительности, наверное. А вот девочки... Майя, Аня... и даже серьёзная Марина, несмотря на всю свою серьёзность, тоже девочка, ранимая и с тонкой психикой. Впрочем, он волновался за всех. Меньше всего за себя, по понятным причинам...
А эти самые девочки были смелыми. Отчаянными в своей смелости. Они не забились в уголок и не плакали. Они уже продумывали планы, как перехитрить рыцарей, надавить им на жалость и сострадание - или поступить по-другому. Это были настоящие героини. И Фёдор Михайлович смотрел на них с уважением, а потом такой же взгляд достался и семнадцатилетней Майе, когда он повернул голову и поглядел на веснушчатую девушку справа от себя. Напрасно она беспокоилась - по крайней мере, в части их с Аней разговора, касавшейся Чижика.
- Ээ... э! - Стругачёв завозмущался, заёрзал на месте, услышав про себя такие вопиюще откровенные признания. Раскраснелся пуще прежнего, теперь уже залившись краской от смущения. - Майя, ты чего это? Ты такое Аньке говорила?!..
Парень накрыл лицо рукой и покачал головой. Забормотал, не отнимая ладони от лица:
- Ну ты даёшь, блин. Спасибо за добрые слова, конечно, но обзываться павлином... да ещё говорить это прямо ей... Ох, девчонки, - снова головой покачал. - Она ведь мне и правда очень нравилась. Ты верно всё подметила. Прямо в точку. Тут и обижаться не на что.
- А давайте действительно поставим на паузу и возьмём перекур? - услышав предложение Майи принести ещё чего-нибудь с кухни, встречно предложил Фёдор Михайлович, с усмешкой смотревший на Алексея.
Но потом опустил взгляд и заметил, что девушка ни к чему не притронулась. Улыбка сразу пропала, будто её и не было, и он серьёзно поглядел на Светлову. А потом после небольшого молчания вдруг сказал:
- Ты молодец, Майя. Пусть ты мне и не доверяла, но твоя решимость заслуживает уважения. Тут нечего стыдиться. А личные разговоры - они на то и личные, чтобы на них не обижаться. Тем более, в вашей ситуации они помогали сохранить рассудок. Верно я говорю, Стругачёв? - поглядел он на рыжика. - Ты же не обижаешься?
- Да ладно, не парься, Май, - замахал рукой всё ещё красный, как флаг Родины, Лёха. - Всё пучком. У девчонок свои секреты, у мальчишек свои. Думаешь, я никогда тебя не обсуждал за спиной с другими мальчиками? Ах-ха, надейся! - задорно блеснул он озорным взглядом и расплылся в широкой улыбке. - Ты это, газировочки мне захвати, если есть, ладно? Лимонада чё-то хочется. «Фанты» там какой-нибудь. Или кваску.
- У нас же вот что есть, - Чижик показал на стоящую на столе бутылку шампанского. Того самого, которое безалкогольное. - Оно как раз газированное.
- А, точно... но его мало, - вздохнул Стругачёв. - И я думаю, его стоит открыть после просмотра. В завершение вечера, так сказать.
- Что ж... А я, пожалуй, напился, но можно ещё чаю про запас, - улыбнулся капитан, но затем серьёзно спросил. - Майя, может, помочь?
«Майя, может, мне пойти с тобой, если хочешь объясниться?» Вот как звучал на самом деле его вопрос. Просто при Стругачёве спрашивать так было бы не очень вежливо.