Девичья шея в россыпи веснушек - красивая шея, нежная шея, приятная на ощупь, совсем еще невинная в своей чистоте, но веснушки… веснушки… обилие веснушек на шее и на плечах, на спине, на руках…
Майя стеснялась этих леопардовых пятнышек, уж если по честности-то говорить, потому и носила глухую, закрытую на все пуговицы мальчишескую одежду. Веснушки это ведь странная красота, на любителя совершенно точно. Ну, как цыганская жгуче-чёрная красота многократно воспетая в песнях, пламенно-искушающая и мускусно-земная такая... Кому-то понравится, кому-то нет. Это ведь не классическая красота греческих богов и богинь, не строгая, не пропорциональная прекрасность, холодно-великолепная в своем совершенстве.
Это нечто живое, хаотичное, рожденное самой природой.
А стоять спиной к другому человеку всегда страшно, правда, ещё страшнее – если этот человек дотрагивается до тебя, а ты его не видишь. И совсем уж невыносимо – если ты стесняешься своей внешности, если не уверен, что не вызовешь омерзения.
Но Майе, как ни странно, не было сейчас слишком страшно. Не было невыносимо. Не было тошно от самой себя или от этих мужских рук, одаривающих ее сладкой болью: заставляющих иной раз и губу прикусывать даже, и улыбаться глупо в следующую секунду. И стесняться по женски, когда она думала о своих веснушках.
…Хорошо, что лица не видно. Глуповатым оно подчас становилось, а иной раз невыносимо счастливым. Говоряще счастливым-то.
Возможно, ей было немного зябко, нервенно, одновременно с этим жарко-жарко в груди! Сердце затрепыхалось сильнее, когда девушка почувствовала как вздрогнул Фёдор Михайлович, но не отдернулась сама, не ушла – ободряюще сжала его руку, сильно сжала, не до боли, но очень даже чувствительно прикоснулась к его кисти пальцами, большой палец чуть глубже вдавила в ладонь, обжигая своим дыханием и быть может даже целуя. И отпустила на волю тут же, пока это все не зашло слишком далеко, пока еще могла остановиться… Или Фёдор Михайлович, строгий этот холодный капитан удержал бы происходящее под контролем?
Но тогда зачем он касался ее открытых плеч, вот в чем вопрос? Чувственные прикосновения, чувственная счастливая боль! Да-а. Хорошо, что лица не видно, а то ведь Майя сейчас сама с собой боролась. Слишком уж близко подошел к ней Чижик, одуряющее близко, обезоруживающе близко и желанно близко. О…!
Но пришла Пещера, старые воспоминания, вопрос, на который она не спешила отвечать. Для того ведь и ушла к раковине чтобы остыть, чтобы привести свои чувства в порядок…
Ага-ага. А мерещилась рука и родинки на этой самой теплой руке, но уже напирал дым, уже страх: а вдруг ему это не нужно и всё это мираж? Папа-то ведь не особо церемонился с женщинами – «Желание привязаться к мужчине высокого положения омерзительно, Май!». Омерзительно. Вдруг она сама омерзительна, вдруг ему не нужна её привязанность и Чижик вполне счастлив в своем космическом холостяцком мире? Одиночество - это ведь очень удобный холодильник, а любовь - ласковый плен, не каждый согласится потерять в своей свободе. С близкими людьми бывает туго, но они греют, они остаются с тобой в беде, даже когда весь мир против. Они рядом. В радости рядом и в черноте Пещеры.
Только нужно ли оно?
Тени наездников. Цокот копыт, сладкая горечь зеленой дряни в груди…
- Анна Любова, - оглянулась на капитана, пронзив его своим серым взглядом.
Серым-серым взглядом, близким и далеким одновременно, как песчаное дно проглядывающее в чистейшие озерных водах: вот камни обманчиво близкие перед тобой – а попробуй донырни! Она сейчас думала о Фёдоре Михайловиче, думала о мужчине в нём и одновременно о Плене, о том зеленом дыме, который изменил будущее одной школьницы.
- Анна Любова, да-а-а, добрая девочка с теплой улыбкой, настоящий врач. Заботливая. Своя. Странно... Вот я сейчас помню о ней, но в другое время, я как бы и не помню. Чёрт. А ведь и вправду?.. – но не уточнила Майя, что вправду и почему. Прикусила губу, посуровев. Опустила голову.
- Да нет, правильный был выбор. Аня годилась для врача больше, а я восхренно годилась для лаборатории, ну да. В то время это было так, потом изменилось. Есть люди, которые становятся врачами по призванию, думаю, Аня была такой. Добрая чистая душа. Есть другие. Им либо вверх, либо вниз. И если узнал зло слишком рано, выбор всегда будет из двух составляющих: идти дальше путем зла, или не идти. А во мне было слишком много ненависти, желчи, горечи, не такой уж я была и доброй после Пещеры, а может и всегда... Но выбирать свою судьбу Майя Юрьевна желала сама! Решила помогать людям чем сумеет, ей нужно было обучиться забирать боль. Она подвела всех в Пещере, и... и себя тоже, но она ещё могла научиться,.. попытаться... и-исправить хоть что-то. Такое вот «прости» за всё случившееся.
И подняла взгляд на Чижика.
- Но не такая уж я и хорошая девочка. - Сдула выбившуюся прядь ярко-рыжих волос в сторону.
Всё верно. Хорошие девочки не влюбляются во взрослых мужчин, они не мечтают покрыть их руку поцелуями, не мечтают об этой сладости в семнадцать лет. Хорошим девочкам положено испытывать смущение и убегать от дяденек куда подальше, проливая горькие слёзы в своей комнате. Захлебываться стихами, вести робкий дневник чувств. Жаловаться маме, подружкам… Они не позволяют массажировать свою открытую спину, млея от удовольствия когда мужские пальцы прикасаются к разгоряченной коже.
Они не бросаются под копья рыцарей, не совершают безумных поступков.
...
Пчёлка ела с аппетитом, не слишком много, но удовольственно. Пила сок, поглядывала на мужчин, слегонца поёжившись когда Кырымжан напомнил про ролики.
- Благодарю, майор. НО, у вас такой вид… м-м-м, Майя Юрьевна сделала что-то не так? – девушка отставила тарелку в сторону, улыбнувшись Спартаку в ответ на его подмигивание. – Но, вообще-то я была уверена, что рано или поздно они найдутся, на мужском корабле, едва ли кому-то сгодятся потерянные женские коньки. Но это здорово, что они так быстро нашлись! Иногда я бываю раззявой, но я исправлюсь, майор. Ага-ага. Вы ведь из-за этого сердитесь? Майя Юрьевна будет следить за собой лучше, сто процентов майор... То есть это самое, ёшкин ко... эээ... так точно.
Усмехнулась, отведав торт.
- Ну да, ну да, - с теплым задором поглядела на уходящего Шмидта, бросив косой мимолетный взгляд на Чижика. А ведь возможно, штурман не зря откланялся. Пирог-то вышел так себе…
Рассмеялась вдруг своим похожим на плач смехом, смущенно потерев переносицу. Улыбнулась половинчато и азартно.
- Что ж, Александр Оттович обладает неплохим чутьем, Марья Юрьевна надеялась на момент триумфа… По плану должно было быть так: вносят пирог и все восторгаются, вы спрашиваете кто его приготовил, а я слезаю со стула, ставлю ногу на седушку и гордо говорю «Майя Юрьевна». Но мой сценарий придётся переписать… Ха!
И Пчелка вдруг загадочно прищурилась.
- Ну и как вам угощеньице, джентльмены, доверите доктору готовить десерт еще? Хе-хе. А ведь я готовила его не одна… впрочем, если мой ассистент желает остаться инкогнито, я пойму. Майя Юрьевна была шеф поваром в нашем десертном ресторане и вынуждена признать, что экспериментальное блюдо вышло на любителя, ответственность за его вкус целиком на мне. Желает ли кто-нибудь подобного пирога ещё раз?
...
Какой-то смех, веселье даже шальное напало на Майю в преддверии этого жуткого кино.
Кураж. Когда ты видишь что-то страшное перед собой: напуган до жути и одновременно веселишься. Не потому что весело тебе, а потому что не весело настолько, что даже невыносимо смешно становится.
Она заметила смущение Алёшки и задорно пихнув другана в бок, мол, «я вас сейчас выручу, Лекс!», вдруг нырнула вниз, «вытекая» из своего кресла прямо под стол. Благо, маленький рост позволял делать такие вещи без проблем.
Вздернула бровь возвращаясь из подстолья с роликами в руках. Поглядела на Чижика с добрым вызовом: «Думаете, птичка в силках!? И Майя Юрьевна стала такой же посредственной как этот пирог, потому что огонь угас, а моя любовь сделала пчёлку смирной, скучной для вас лошадкой? ХА!»
- Через двадцать минут, Фёдор Михайлович. Окей? Имеется кой-какой сюрприз, цвайн-секунд пожалуйста! - и откланялась, быстрыми шагами унесшись на кухню. Попрощалась с оставшимися данкистами и исчезла, оставляя за собой аромат выпечки, легкий флёр лекарств, да прохладу духов.
Ну. Это. Мы. Ещё. Посмотрим. Кто. Кого.
…Сжав зубы почти до скрипа, Майя Юрьевна сердито перемешивала в ковшике растопленный шоколад с маслом.
«Пирог ещё будет вкусным, не зря же я приготовила хренов сюрприз!» Попробовала топленый шоколад, разулыбавшись от этого простого счастья.
Четыре тарелки, четыре крохотных ложечки, нелепых от своего десертного вида. Светлова разделила самый маленький бонусный пирог на четыре небольших кусочка, затейливо украшая каждую тарелку. Топленый шоколад. Щепотка корицы для вкуса. Немного сахарной пудры и шарик мороженного на тарелочку. Одну порцию оставила для Спартака в холодильнике, попросив Данко уведомить второго пилота о сюрпризе, а три тарелки поставила в поднос и направилась в свою каюту.
Впрочем, нет. Сначала в медотсек. За чайником, за кружечками и за конфетами с коньяком!
Алкоголь не будет лишним, если речь идет о ТОМ фильме. Хорошие девочки, конечно, не должны думать о таком способе решать свои психологические проблемы, но нахмурившаяся Майя Юрьевна несущаяся по коридорам на роликах с подносом в руках (она же пообещала майору не терять свои коньки!), не считала себя паинькой. Она мечтала стать такой для отца. Но... Майя Юрьевна ведь рыжая. И в ней бурлит бешенная кровь Юрия Светлова.