Сознавал он или нет, но Чижик тоже участвовал в этом танце, вольно или невольно отвечая Майе взаимностью. Она могла лишь догадываться, намеренно ли он отвечает или просто у него так получается, а ведёт он себя естественно. Этот танец был предназначен для двоих. Он был чувственным, как танго, и романтичным, будто медленный вальс. Дразнил, словно танцовщица ламбады, бурлил эмоциями, как танцор диско. И при этом оставался скромным и не пересекал ту грань, что ещё разделяла этих двоих. Партнёров, кружившихся в танце. В крепких, но сдержанных объятиях друг друга.
Майя ловила тёплые, ласковые, восхищённые слегка, исподволь любующиеся ею взгляды Фёдора Михайловича. Замечала его улыбки, будто мимолётные, нежные и робкие, как первые подснежники, пробивающиеся через корку снега и тянущие свои лучики-стебельки к солнцу, холодному по весне, но для них его теплоты достаточно. Для них его в самый раз. Чувствовала, как те самые недомолвки витают в насыщенном вкусными сладко-пряными запахами воздухе, делая ароматы острее, придавая им пикантности. Как и мыслям, и эмоциям.
Чижик побеспокоился немного в начале, попереживал за свои чувства, которым, считал, не место, но потом, глядя на Майю, позволил себе просто расслабиться и получать удовольствие от этого милого, ненавязчивого общения, от приятного разговора, невольно повернувшего в сторону ностальгических воспоминаний детства, наслаждаться чудесным обществом повзрослевшей и ставшей такой женственной рыжей пчёлки, бывшей некогда его ученицей. Сейчас в это как-то не верилось даже. Уже привык Фёдор к тому, что она такая взрослая и такая… молодая женщина, девушка, а не подросток, почти ещё ребёнок.
- Так точно, старший лейтенант, - шутливо доложился он, усмехнувшись, - есть отдыхать под вашим командованием! А кружка – для меня вещь не принципиальная. Мне она нравится, но не из-за надписи. Уж не помню, почему я её выбрал… - он и правда не помнил, как Генка Михалков всучил ему эту кружку, потому что на ней было написано «Босс», - но пить могу из любой другой. Хочешь – забирай себе.
Улыбнулся, когда Светлова спародировала Голлума. Ну да, ну да, у неё это не очень-то получалось. Она всё же куда красивее того непонятного карлика.
- Хм, разве я слишком мелко режу? – опомнился он, когда девушка его одёрнула. Поглядел на получившиеся ломтики. Да нет, резал он нормально. Но при таком кромсании мог и в пюре их превратить по неосторожности. – По-моему, в самый раз.
Вздохнул с явным облегчением. Этот разговор помогал отвлечься не только от работы, из-за которой у капитана уже откровенно болела голова, но и от странных мыслей, посещавших его сегодня в течение дня после этого необычного разговора в коридоре. Успокоился Фёдор Михайлович, посветлел лицом, а вскоре и улыбнулся. Правда, увидев вальяжно заходящего на кухню кота, будто он здесь всем заправлял и был как минимум су-шефом, слегка нахмурился. Недовольно покачал головой, заметив, как Майя его прикармливает сметанкой.
- Зря ты его пустила, - пожурил он девушку. – И кормишь напрасно. Он вон какой упитанный. За ним Иван смотрит, вовремя кормит. Голодным котяра не остаётся, а поесть всё равно просит. Напрасно только продукты переводишь… И на кухне ему не место, - капитан почему-то виновато пожал плечами и отвернулся.
Похоже, Мотю он не сильно любил. А Моте было всё равно. Сметанку он принялся лакать охотно и даже позволил девушке себя погладить. Вот такое отношение ему было по нраву. Пришёл, увидели, накормили. Аве Мотя!
- А кроме пирога, что ещё на ужин вы со Спартаком Валерьевичем планируете? – поинтересовался вечно голодный мужчина. Ну, в смысле, Фёдор Михайлович. Другой голодный мужчина в это время снисходительно, по-королевски уплетал сметану.
Честно говоря, Майя этот вопрос со Спартаком не обсуждала. Она знала, что он что-то там жарит и парит на вечер, и это что-то дожидается его на второй плите, и за этим чем-то присматривает кухонный дроид-помощник, чтобы вовремя убавить огонь или вовсе его выключить. Судя по запахам, долетавшим оттуда, Бережной готовил курицу в духовке и к ней гарнир.
Руки у Фёдора Михайловича были с крохотными волосками, почти и незаметными, если не присматриваться, с гладкой светлой кожей, самую малость огрубевшей с возрастом. Довольно крепкие, но не выделявшиеся развитой мускулатурой, мужские руки. Вполне обычные, если уж по честности, ничем примечательным не выделялись они среди миллионов им подобных. Пальцы не длинные и не толстые, но толще Майиных, само собой, с аккуратно остриженными ногтями. Никаких колец на пальцах и даже следов от их ношения не было. Ладони также нельзя было назвать широкими, но явно побольше, чем у славного данкийского доктора. На светлой коже левой руки где-то посередине между запястьем и локтём имелись две маленьких тёмных родинки, одна ближе к левой стороне руки, другая почти симметрично – к правой.
- Так я уже… - начал было капитан, услышав про заварить чай, но осёкся, поняв, что девушка имеет в виду заварку. – А, ты про заварку. Да-да, конечно… пить буду, - он смешливо улыбнулся, поглядев на неё с забавным выражением.
«Майя – и без чая?.. Прямо рифма… Невозможно её представить без чая. И невозможно её представить, не предлагающей чай всем подряд. Забавно, как она его любит. Интересно…»
- Интересно, - решил он озвучить последнюю мысль, - а как так вышло, что ты полюбила чай? Именно чай, а не, скажем, кофе, цикорий или горячий шоколад. Само собой получилось или есть объяснение такой сердечной привязанности?
«Ох… да что я, в самом деле… зачем про сердечную привязанность сказал? Ещё решит, что я так завуалированно про другое спрашиваю…» - беспокойно подумал Фёдор Михайлович, как-то резко отвернувшись.
- А? Готовить? – отвлёкшись от своих мыслей, повернулся он снова к ней. Бросил взгляд на своё тесто с исчезающим смайликом. – Нет, не то, чтобы любил, но научился. Жизнь заставила, так сказать. Ты ведь помнишь, что я вместо Робика вас кормить должен был? – неловко усмехнулся Чижик от не самого приятного воспоминания. – Но даже не в этом дело. Там я просто подучился хорошо. Многое освоил, а многое и до этого знал. Ну, а готовить мне пришлось научиться, как холостяку со стажем. Я могу покупать готовую еду, но это не то… люблю домашнее, горячее, только-только с плиты. Терпеть не могу вчерашнего, залежавшегося, - капитан рассмеялся. – Да нет, я на самом деле не такой привередливый, как это звучит, но согласись, что вчерашний разогретый жареный картофель со вчерашней отбивной и вчерашним хлебом – это совершенно не то же, что свежее, с хрустящей корочкой, тающее во рту, а запах! Мм!.. – Чижик улыбнулся. – То же справедливо и к мучным блюдам, и к макаронам. Иногда я покупаю лапшу быстрого приготовления – полезно, когда времени нет готовить, но беру я её из-за вкуса. Мне нравится, хотя каждый день её есть – увольте, - разговорился Фёдор Михайлович. – Я с едой – как ты с чаем. Чуть остыл – уже не торт. Кстати, обед твой, наверное, совсем холодным уже был… - вспомнил он вдруг про яичницу, с аппетитом съеденную Стругачёвым. – Ты его хоть разогрела? – спросил так, будто если Майя ела холодную яичницу, то совершила жуткое преступление, за которое капитан её под домашний арест в личную каюту посадит и лично закрутит гайки в люке вентиляции, чтобы никуда не сбежала непоседливая девица.
Не без смеха послушал Чижик Майкину историю про то, как она всех нянек своих кормила экспериментальными обедами, поулыбался, представляя себе реакцию этих взрослых мужчин. Это было не трудно – ведь он знал Светлову с детских лет, надо было только несколько годков ей убавить и совсем маленькой, миленькой рыжей веснушчатой кнопкой вообразить. Вполне получалось.
- Вот и я говорю – запах! – поднял он указательный палец, и по нему скатилось тесто. – Значит, вот так ты готовить научилась. Хвалю! Не будь ты бортовым врачом, могла бы легко устроиться коком. Вот тебе и взаимозаменяемость – ты способна подменить на кухне Спартака Валерьевича. Это несомненный плюс! А эксперименты твои… - Чижик рассмеялся. – Ну и как, тебе самой нравилось пюре с вареньем и прочие деликатесы?
Он в удивлении смотрел на тесто в своей форме и на тесто в Майиной. Пожал плечами виновато.
- Не знаю, как так вышло… случайно, наверное, - неуверенно ответил Фёдор Михайлович. – Меня, конечно, учили месить, но давно… или навык не забылся?.. Показать? Ну, давай посмотрим, что можно сделать.
«А может, она нарочно? – мелькнула мысль. – Специально разрыхлила тесто, чтобы форма выглядела хуже моей? Хм… не думаю». Но Чижик в самом деле был удивлён, сам такого от себя не ожидал.
Секунд десять мужчина напряжённо смотрел на её форму, не понимая, как это объяснять или показывать. Наконец вздохнул и поставил формочку на стол.
- Давай, ты делай, а я буду подсказывать, - ободряюще кивнул он. А когда Майя снова встала перед формой и принялась мять тесто, аккуратно встал сзади неё, стараясь не прижиматься, и положил руки поверх её. – Не умею объяснять словами, мне проще показать… - смущённо произнёс капитан. – Давай сделаем это вместе. Продолжай… вот так… чуть сильнее…
Крепкие его руки мягко направляли движения Майи, пальцы надавливали, когда нужно было мять сильнее, и снова расслаблялись, указывали, что нужно делать, как направлять тесто для придания ему нужной формы. Майя и сама всё это понимала, а потому это ей давалось легче…
Запах её огненных волос сводил с ума, отвлекал от дела. Нужно было не думать об этом и сосредоточиться на тесте. Не сложная ведь задача, вроде бы. А перед глазами была сцена из одного западного фильма конца 20-го века, в которой мужчина и женщина, любившие друг друга, вот так вместе лепили из глины…
Получилось у них вместе нечто среднее между тем, что слепила Майя с первой попытки, и тем, что вышло у Чижика. Совсем даже не идеально, но на твёрдую «четвёрку» тянуло, и даже с плюсом. Наверное, всему виной волнение. Девушка чувствовала лёгкую, едва уловимую дрожь его пальцев. Да и сама едва ли оставалась спокойной, когда он стоял сзади, невольно прижавшись к ней, пусть и старался не слишком прижиматься, с тёплыми ладонями на её кистях…
- Всё это предрассудки, - хмыкнул Фёдор Михайлович, когда они закончили и присели отдохнуть, попить чай и поговорить немного про Красную Планету. – Люди издревле боялись Марс, потому что он красного цвета. Цвета крови и войны, агрессии и разрушения. Не просто так римляне считали эту планету олицетворением бога войны, назвав её Марсом в его честь. Время шло, наука развивалась, а предрассудки остались. Даже два века назад, когда Марс уже был вдоль и поперёк изучен в телескопы и через автоматические исследовательские станции, Марсоход тот же, он отпугивал людей, потому что был смертельно холодной, безжизненной планетой, с разреженной атмосферой, непригодной для дыхания, и красным оттенком поверхности из-за оптических свойств оксидов железа, преобладающих в видимом участке спектра. Но сейчас-то… - он улыбнулся, - сейчас Марс терраформирован и больше напоминает Землю. Под куполом можно даже забыть, что ты на Марсе – и небо, и солнце, и завезённая туда земная растительность, и искусственно изменённая гравитация… Солнце с Марса, кстати, выглядит на треть меньше, чем с Земли. Наверное, это единственное различие.
Чижик покосился смущённо на руку, прихлопнувшую его по плечу, на плечо глянул и тихо рассмеялся. И вдруг… наклонившись к Майе, мазнул пальцем, испачканным в муке, по её носу.
- И в этом Марс виноват? – хитро спросил он, поднимаясь со стула. – Пойдём к раковине, отмоемся.
Ну конечно, Марс! Ведь Чижик, получается, марсианин. Майин любимый марсианин…
- Ну, тогда приглашаю в гости, как вернёмся домой, - мягко улыбнулся капитан, направляясь к раковине.
А на стол прямо рядом с Майей вдруг запрыгнул Бегемот, чудом избежав столкновения с формочкой, с любовно слепленным в четыре руки тестом. И внимательно поглядел на девушку, слегка напрягшись. Спрашивая будто: «Сейчас будешь прогонять? Меня?! Властелина «Данко»?! Мя на тебя!»