- Рад это слышать, - дёрнул своими рыжими усиками в тёплой улыбке Игорь Кириллович, когда Майя заявила, что ей нравится один раздолбай-ло из инженерного отсека. Пусть и исключительно как личность, интересный человек и занимательный индивидуум. - На мой взгляд, моральное право отчитать Ивана за проникновение в вашу каюту у вас есть. Но как распорядиться этим правом, решать вам и только вам, Майя Юрьевна. Я лишь просил вас быть с ним не слишком строгой. Вижу, мои опасения были совершенно напрасны. Поговорите с ним - Ваня значительно больше открывается в личной беседе... Как вы его кота забавно назвали, - усмехнулся биолог.
Он ненадолго задержался, чтобы послушать Майкин рассказ про её зелёное царство в живом уголке со своими растениями и животными. Доктор Григорьев был человеком любознательным и впитывал любую информацию как губка, он был внимательным собеседником и, сколько уже Майя с ним общалась на звездолёте, ни разу у неё не было чувства, будто он слушает её только из вежливости, а сам мечтает поскорее отделаться от собеседницы. Отнюдь нет. Казалось, с Григорьевым можно вечно болтать, находя всё новые и новые темы для разговора.
- Ботанический отсек - это серьёзно, - снова улыбнулся он. - Вижу, у вас сохранились об этом радужные воспоминания. Ностальгируете?.. Ну ладно, не буду задерживаться. Спасибо за пожелания, Майя Юрьевна. И простите, если я с этой просьбой лезу не в своё дело...
Это были его последние слова перед тем, как Игорь Кириллович покинул медотсек.
- Прости, наверное, это не моё дело... - почти теми же словами извинился Фёдор Михайлович, выслушав пояснения Светловой. В частности, её ответ по поводу «что случилось».
Чижик был немного в шоке. Он успел пронаблюдать, какие пируэты выписывала Майя в коридоре, и догадывался, что видел лишь малую часть того, что она выделывала в переходах и на лестницах корабля. Подумалось было на первых порах, не просмотреть ли видео с камер наблюдения, чтобы увидеть воочию, что там было. Но затем капитан осадил себя. Ничего криминального девушка не делала, никому не мешала. Он не имеет никакого - ни морального, ни капитанского - права осуждать её за то, где и как она проводит своё свободное от работы время. Ну подумаешь, после её пируэтов могли царапины от роликов повсюду на корабле остаться - дроиды их заделают, всего-то и делов. А ещё он переживал за неё, чтобы она сама нигде не навернулась и не пострадала, но это уже дело такое... доверять надо, она ведь спортсменка. Осуждающее выражение на лице капитана постепенно смягчалось, и возвращалось прежнее спокойствие. Хотя было неспокойно на сердце. Тревожно за Майю отчего-то. Не чужой человек всё-таки, и её боль откликается болью в душе. Знать бы, в силах ли он помочь. Чем и как. Просто рядом быть? Возможно, этого и достаточно, а с другой стороны - может, не в своё дело лезет? Навязывается ей в близкие люди. Опекает. Поддерживает. Надо ли это Майе?..
Вот и сейчас Фёдор Михайлович почувствовал, что напрасно пошёл её разыскивать. Только хуже сделал, помешав ей наслаждаться своим чувством свободы. Она ведь нарочно выбрала обеденное время, чтобы её никто не потревожил и она никого не потревожила. Птичка, вылетевшая из клетки на долгожданную свободу. И тут явился Чижик-птицелов, чтобы снова обрезать ей крылья.
- Я уже пообедал, - уклончиво ответил мужчина. - Решил принести обед тебе в кабинет, раз ты не захотела за столом... - он не договорил, но видно было, что немного волнуется.
Её сообщение. Оно его взбудоражило. Заставило прервать обед и отправиться на её поиски. Не по себе немного стало от мысли, что Майе сейчас плохо. Только вот она хотела побыть одна, а он... нарушил её одиночество.
- Прости, наверное, я не вовремя... ведь ты хотела побыть одна, - прямо сказал он, подходя к ней ближе. - Что ж, давай послушаем... - немного без энтузиазма согласился Чижик.
Правда, слушал музыку он с удовольствием. Уж больно песня была хороша и словами, изящно вплетёнными в красивую и грустноватую мелодию, и смыслом, который она несла для землян, оказавшихся в чужих краях и не знающих пути домой.
Пока слушал, невольно глаза опустил на девушку, снимавшую ботинки свои с роликовыми коньками. А всё-таки выросла Светлова. Вон какой стала... женственной. Изящной и гибкой. Уже не осталось почти той детской милой неуклюжести, которую он помнил.
Это был переломный момент. Та самая ситуация, которая однажды может произойти с каждым и перевернуть всю его дальнейшую жизнь. Для кого-то это подобно ушату ледяной воды, неожиданно вылившемуся на голову. Для других - счастливый билет, выпавший в лотерее жизни, и шанс на лучшее будущее. Третьи воспримут его философски - значит, судилось.
Поспешно отведённый в сторону взгляд стал следствием не зрелища приоткрытых женственных ключиц доктора Светловой, и не видом стройных ног и хорошо сложенного спортивного тела, изогнувшегося на несколько волнительных секунд в этой немного пикантной позе. Чижик вдруг понял, что видит перед собой молодую и горячую женщину, а не повзрослевшую девочку или юную девушку, почти ещё пигалицу, каковой она воспринималась по первости. Он ведь к ней относился по-отечески, смотрел как на дочь, которую давно не видел, а она - надо же! - выросла за эти пять лет. Старался опекать её всё больше как отец, а не как мужчина опекал бы женщину.
И вдруг, в этот поворотный момент, он понял, что видит перед собой женщину и больше не может относиться к Майе как раньше. Опекая, как отец родное дитя. Да она и не нуждалась в такой опеке. Выросшая по факту почти без участия родителей, Светлова была достаточно самостоятельной, чтобы презреть подобное к себе отношение, посчитав его чем-то сродни снисхождению. Она всем своим видом демонстрировала самостоятельность и уверенность в своих силах. А он... зачем-то принялся её опекать.
Это была ошибка. Досадная ошибка. Даже несмотря на то, что мотивы его были искренними, в глазах Светловой это могло выглядеть иначе. Она могла подумать, что он о ней заботится как... как мужчина? Вроде бы и звучит нелепо, но это только потому, что он привык о ней думать как о Майе Светловой, ученице его курса звездоплавания, одной из тех, о ком он должен был заботиться как преподаватель и педагог. Когда стали ближе, это трансформировалось в заботу о ней как о дочери. Но это всё было неправильно. Майя уже не ребёнок. Ей не нужен отец, она всего, чего хотела, добилась в жизни сама. Даже этот полёт... она его заслужила.
- А... что? - снова зазвучавший голос девушки отвлёк Фёдора Михайловича от непростых размышлений и вернул на землю... то есть, на пол звездолёта, зависшего на орбите анархической планеты. Задумчивая хмурость мгновенно слетела, сменившись лёгким замешательством, растерянностью и смущением от собственных мыслей. Он себя мысленно укорял за такое. Это недопустимо. Совершенно невозможно. Думать о Светловой ТАК. - Прости, ты что-то сказала? Гроза? А, да... - Чижик потёр шею, соображая, что же она имела в виду. - Гроза... хорошая песня, да. Небо, солнце, гроза. «Люблю грозу в начале мая, когда весенний, первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом». Очень красиво.
Капитан взглянул на Майю с опаской, когда она завозмущалась и отгородилась личным пространством, начертав его рукой на стене из металлопластика.
- Всё нормально... Никаких претензий, Светлова, - заверил он её, придав своему голосу твёрдости и решительности. - Ты вправе делать в своё свободное время то, что ты захочешь, если это никому не навредит. Всё в порядке. Комар носа не подточит.
Ох уж эти комары.
Он взглянул на её полосатые носки. Улыбнулся вдруг смущённо.
- А помнишь, ты когда-то своими носками хвасталась?
Чижик подошёл к ней и встал рядышком, почти плечо к плечу, также спиной к стене прижавшись и глядя куда-то в пол, боясь повернуться к ней лицом. Которое почему-то было краснее обычного. Должно быть, всё же Фёдор Михайлович ещё ярился немного за эту её выходку, хоть и убеждённо отрицал, что имеет к ней какие-то претензии.
- Данко, купол тишины на десять минут, - глухо произнёс он.
- Есть, капитан, - отозвался искин откуда-то из-под потолка.
Мужчина вздохнул.
- Теперь нас никто не видит и не слышит, Светлова... Майя, если позволишь по имени, - заговорил он после недолгого молчания. - Даже искин... Ты спрашиваешь, как у меня дела? - он повернулся к ней и серьёзно поглядел на девушку, пронзившую его сейчас своим участливым добрым взглядом. Женским и ласковым. - Я волнуюсь за тебя. Мне показалось, ты из-за чего-то обиделась. Что случилось в шлюзе? Эти случайные объятия... Что не так, Майя? Почему ты убежала? Я тебе... противен? - допустил он нелепое предположение и невольно чуть кривовато усмехнулся, сам понимая его нелепость.
Взгляд Фёдора Михайловича был ласков. А ещё он был каким-то другим. Не таким, как прежде за всё это время на звездолёте. Словно бы сейчас на неё смотрел не капитан, не более зрелый и опытный человек, намного старше её, а ровесник, с которым запросто можно на ты. Тепло было от этого взгляда, почему-то смущённого.