- Да я и не собиралась его ругать, - Майя Юрьевна смущённо потерла лоб, чуть пожимая своими тощеватыми плечами. – Поверьте, Игорь Кириллович, у меня нет никакого морального права отсчитывать Ивана. Ну, какой есть, такой есть. Да он мне даже нравится!
Прочувствованно кивнула головой наш док, потом вдруг хлопнула себя по коленям, внезапно осознав, как оно должно быть романтически звучит со стороны. Выставила широко раскрытые ладони в отрицательном жесте.
- Не, не, не! Не так конечно нравится, когда большая там, сильная, с эклерами… Ромео о мой Ромео и бла-бла-бла… Не в том смысле, само собой. Кхм. Как человек нравится, интересная личность, вот чего тактичная Майя Юрьевна имеет сказать. Поверьте, я бы не стала второго инженера Ивана обижать! Ну выпьем чаёк, поглядим телек, о приятном быть может побеседуем неторопясь, а потом я замечу про каюту. Или вначале. Не знаю, я еще не репетировала… Вообще-то, по сердцу говоря, быть может с разговора про Бегемотова Матвея Ивановича начну, ага-ага, чтобы создать этот самый, приятностый душевный настрой, ёлы-палы.
Кривовато улыбнулась.
- Котов у меня не имелось и ретриверов к сожалению тоже, но кое-какие друзья всё же жили, - внезапно разговорилась Пчёлка Майя, выбираясь ненадолго из своей хандры.
Сверкнули затаенной радостью серые глаза, наливаясь кипучим таким, девичьим озорством. Счастливо вздернулся курносый нос, напоминая о маленькой девочке что была похожа на прыткую таракашку – Майке Зазнайке из её зеленого уголка, напоминая-то.
- Однажды у меня был целый ботанический отсек в подчинении, а это совсем не хухры-мухры, на минуточку! Цветы, животные, всё по-настоящему, Игорь Кириллович, вроде как самая настоящая ответственность. Для ребёнка вполне себе неплохо, вот что я хочу сказать, настоящее приключение! Рыбки, волнистые попугайчики: Дашка, Кешка, как сейчас помню… Лапша от Робика, крыска на плече, - чуть нахмурилась, задумчиво поглядев в пол. – Только вот убей не помню, на чьём именно плече-то… Ну да!
Майя растерянно усмехнулась, осознав что целые куски того приключения вывалились из памяти.
Имена, лица… Казалось бы всё оно находится рядом, вот бери да пользуйся, Светлова, подходи поближе - в удовольствие себе смотри. А подойдешь чуть ближе и рассыпается в руках цельная картинка, превращаясь в зеленоватый, травянистый до отвращения дым. Растекается стылой водичкой между пальцев – вот вроде была цельная картинка, а теперь её нет.
Опа-опа!
Светлова удивленно расширила глаза. Такого эффекта она не ожидала, уж если по честности-то говорить. Казалось бы, Фобос всегда присутствовал в голове - жуткий, зафиксированный по минутам эксперимент: вон Булкина возьми, прекрасно ведь помнит! Не худенький, ага, но очень колоритный паренёк.
С Чижиком так и вовсе победила – вырвала из той кромешной тьмы как крупицу светлого, счастливого своего воспоминания. Сохранила в сердце наперекор тьме! Какой бы глухой снег не заволакивал её горячую натуру, какой бы жгучий лёд не напирал на душу – а где-то внутри всегда оставалась весенняя прогалина. Ласковый жар, который ни одна житейская беда не смела потушить. Что-то высокое, будто Сердце Данко, которое Майя не позволяла затоптать…
Пещеру так и вовсе помнила Светлова до самой крохотной секунды, в подробностях мучительных, с кровавыми этими, чёрными зарубками в гноящейся памяти – вроде Алёшкиного копья! Но теперь вдруг выяснилось, что полноценных воспоминаний о том полёте у неё действительно нет.
…Клетки. Рыцари. Неуверенный выстрел Фёдора Михайловича в молоко (вот нет бы это забыть, Светлова!), издевательства над Стругачёвым, однако, чем ближе двигаешься к космическому кораблю; чем дальше уходишь от перелома к своему детству, тем тусклее, призрачнее даже становится свет.
А ведь судя по всему, присутствовали и свои минуты радости в том учебном полете: представлялся собственный смех, гремела классическая музыка и какая-то девочка испуганно отмахивалась от крохотной крыски, попросив убрать в клетку эту жуткую зверюгу - такую себе крысомонстру подрагивающую крохотными усиками-вибриссами.
Ха.
…Призрачные картинки рассыпались в битое стекло. Робик. Лапша. Маленькая Майя куда-то бежала звонко-весёлая словно колокольчик, едва ли не подлетая к потолку от радости в груди.
Невероятно, но в том полёте она действительно была местами счастлива! В памяти всплывало что-то мягкое, такое по-детски доброе, наивное,… исчезнувшее без следа.
Грусть давила на повзрослевшую Светлову день за днем, въедаясь в кости словно кислота. Пчёлка обожала шутковать, куражиться, побеждать. Но серые её, слишком уж глубокие для семнадцатилетней барышни глаза приоткрывали тайну - эксперимент остался в Светловой навсегда, он пророс в самое нутро, счастливо обосновавшись в душе. Он дал свои горькие плоды, как-то: боль, страх, дурные навязчивые кошмары во сне, тягу к саморазрушению, неторопливо распространяющееся в глубь ощущение тупика…
А ведь оказывается, и что-то кроме страха пряталось в том Проекте. Но она же это всегда знала, самые дорогие-то эмоции ей удалось спасти! Отчаянную детскую любовь, родственное чувство, которое и на целую вселенную не разыскать.
А ещё что-то простое, веселое даже оказывается укрывалось там! Девочка несущаяся по коридорам учебного звездолёта была невероятно легка, взрослая Майя народившаяся в Пещере даже вспомнить теперь не могла, а отчего она была тогда так беззаботна?
В тетрис что ли победила?
Ага-а.
«Часть жизни, которую я запихала так глубоко в метафорический сундук, что по ходу пьесы, она там действительно рассыпалась в хлам. И если пересмотреть тот фильм… Ё-ёшкин кот, какая-то его часть будет словно в первый раз! Одна Пчёлка увидит себя совсем маленькой, точь в точь такой, какой она когда-то была! Вспомнит не только горечь проклятого дыма, она сможет посмотреть на саму себя, тудыть его ж в топку. Сможет увидеть ту храбрую девчонку, до того как она рассыпалась на части»
- Ну да… - вернулась Майя Юрьевна к Игорю Кирилловичу, и вдруг как-то жестко, более тяжело вздохнула. – НУ ДА.
Рыцари как назло запомнились прекрасно, вот с этим-то проблем не имелось – точнее весь этот жуткий скарб был одной зловонно-маслянистой проблемой.
Увидеть себя маленькой, отправиться странствовать в далекую летнюю мечту. Туда, где ярко солнце светит… Вот только рыцари так просто её не оставят, слишком уж понравилось им в Светловской расщепленной на двое душе. Она должна их победить.
Или они победят её. Убийственная же простота.
- Лаадно, приятного вам аппетита, Игорь Кириллович. Ваньку я не обижу, он довольно необычный, но уверенна хороший человек. Всё будет олрайт. Побеседуем с Ваней, потом к Романовскому зайду для осмотра! Составьте каталог и пришлите пожалуйста мне, чтобы я с ним ознакомилась, никогда не мешает поглядеть на картину со стороны.
...
Действительно, никогда не мешает поглядеть на что-то со стороны. Несущаяся на всех парах Валькирия-Светлова думала точно также – она летела, туда где солнце…
«…Родные горы светом заливая» - припомнилась древняя, отчаянно грустная мелодия в голове. Зазвучала в душе восхитительной сказкой о Земле, притапливая разлившуюся горечь сладкой своей мукой. Таким болезненно нежным и восхитительно невыносимым блаженством накрывая, будто шелковистым платком!
Майя всегда была музыкальна, наверное, могла бы даже каким-нибудь инструментом овладеть, но отчего-то так и не осмеливалась, словно боялась что будет смешна…
Папа любил говорить: «Май, если не можешь стать в чём-то профессионалом, тогда зачем тебе тратить на эту херомантию своё время? Занимайся только той деятельностью, в которой действительно можешь быть сильна»
- Алё-алё, Данко! Ну лететь одной-то не очень слегонца, - усмехнулась Молния, сжимая кулаки. – Давайте снимем кино, мой добрый друг. Вся эта хрень, лирика… помню-не помню, обнял или не обнял, да кому она нужна! Это МОЁ шоу, твою мать, и я в нём звезда. Снимайте для меня кино, а музыку я потом наложу. Покатаемся, верно?! Только вперёд и никаких аттракционов!
Девушка вытянула руку вперед, бросаясь в танец. В это сражение с самой собой, со своей грустью, чернотой, обидой и всеми рыцарями мира. Оно горело в ней – могучее чувство, но если поделиться с другим (тем самым!) человеком нельзя, тогда остаётся только бежать. Держать эмоции в себе, щедро выплёскивая бушующую энергию в кураж
Она любила.
И каждый раз эта любовь была немного иной. Она любила в пещере по-детски наивно, обожая учителя как родного отца - любовь тогда ещё была в ней нуждающейся, невинной. Не ведома тому детскому чувству была пошлота.
Любила все эти пять лет страдательно-неторопливо. Любила при встрече - восторженно словно салют, и вот сейчас тоже - жарко, требовательно, до боли, крутила Майю Юрьевну малиновая волна! И с этим нужно было бороться, сохранять достоинство и лицо. Майя не собака - капитанская дочь умеет уважать саму себя.
А потому, девушка летела по пустым коридорам Данко, врубив музыку в наушниках на полняк: пусть искин, умело скрывающий своё чувство юмора от программистов, поглядит со стороны - ведь однажды она еще восхитит этот мир! У неё целый собственный фан-клуб, а значит кому-то Молния Майя всё-таки нужна.
Кураж бодрил сердце кипучей энергией, пружинистые молодые ноги уверенно несли лёгкое тело вперед: она перепрыгивала через ступеньки, проезжалась на колёсах по перилам, сохраняла балланс, бросаясь на своих роликах почти что в бег. Однажды попалась подходящая стена и Майя с грохотом проехалась по поручню – потому что в этом движении таилась красота.
Её пламенный, обжигающий холодные стенки корабля, эмоциональный танец.
Плевать сейчас на запреты. Она в этом действии жила!
...В прыжках, в волнении – когда щекотало желудок от наслаждения, и хоть она обходилась без опасных для жизни трюков (помнила про должность врача), всё же ей хватало скорости что БЫТЬ. Царить. Заполнять самой собой эту мужскую обитель.
Улыбалась своей особенной половинчатой улыбкой и бросалась вперед наша Сверхскоростная Майя, рассказывая свою собственную историю Пчелы.
Всё выше прыжки. Всё злее бег, замолотила ногами невольно зажмурившись от радости: расставила руки в стороны, закричав простое и ёмкое от избытка горячих чувств:
- Банза-а-ай, Данко! Ба-а-анзай! - и вперёд, чувствуя свою шальную удаль, перепрыгивая, преодолевая, получая мелкие неизбежные синячки от этих страстных движений. Когда отталкивалась от перилл или задевала углы на резких поворотах, когда чувствовала мимолётную крохотную боль и принимала её как должное: невозможно ведь жить не ударяясь! Иногда она смеялась, иногда крыла от счастья матом, особенно когда удавалось достать рукой в прыжке до потолка или покорить очередной поручень, или разогнаться, а потом просто лететь вперёд, будто в стремительном падении.
Когда адреналин особенно жарко вскипал в груди, выплескиваясь в едином выдохе: – Твою м-а-аать!
Когда вытягивала вверх большой палец Светлова, а в голове крутилась эта памятная песня - Туда, где мы тебя свободно пели, Где было так привольно нам с тобою.
- Данко, не переставайте пожалуйста снимать! Этот корабль… блин… его необходимо встряхнуть. А прямо сейчас… мой лучший танец!
…Пчёлка со смехом промчалась сквозь спортзал, перепрыгивая через штанги Кырымжана. Половинчато разулыбалась, представив за этими самцовыми снарядами Фёдора Михайловича. Ак-ха, супер-бруталЪ. Всхлипнула беззвучно, хватаясь за живо и побежала себе дальше, чуть-чуть нахмурившись от этого тяжеловастенького мужицкого запашка.
Впрочем, парни на врачебной смене пахли точно также: вспотевшие уставшие люди редко ароматизируют приятностями, даже женщины, поэтому Майя не была поражена.
Пчёлка конечно не знала, но в этом тестостероновом царстве азиатского мужика, она нечаянно оставила для грозного Майора свой собственный аромат: за ней стелился лёгкий запах девичьих духов, тончайший флёр ванильного кондиционера для пушистых рыжих волос, и прочно въевшийся в одежду запах медикаментов.
Она ведь в своём медблоке жила. Там же хранила весь свой скарб, пропитавшийся напрочь этим привязчивым запахом лекарств…
Майя заглянула в пустые помещения, прокатилась по всем этим лестницам, ускоряясь от счастья, представляла себя птицей вырвавшейся на свободу – скачущей молодой лошадкой, которой не ведома уздечка да прочая сковывающая ерунда.
- Это я-а-а-а! Я! Мо-о-о-лнияяяя!!! – счастливо завопила девушка, а в следующую секунду вдруг заткнулась, дёргая метафорический стоп-кран. Закончила свой бег в изящном повороте, словно в фигурном катании - останавливаясь возле Чижика и шумно дыша.
...
Сердце наполненное адреналином уже не могло биться быстрее, но Майя была удивлена. Пожалуй, что даже огорошена немного, ну да, ну да.
А так как она всё еще оставалась героической Молнией Светловой на кураже, то накатила на пламенноволосую валькирию Пчёлку Молниевну, замечательная Смелость. Быть может даже приправленная щепоткой вызова. Если ей и хотелось сбежать, то процентов эдак на тридцать по Пчелиной Шкале Страха, что являлось для беглянки Майи своеобразным таким достижением!
Убрала наушники. Приподняла пафосные очки-пилоты, устраивая их ободком на голове. Всмотрелась в капитанское лицо своим внимательным, быть может залихватски-грустноватым даже взглядом пронзительно светлых глаз:
- Капита-ан! (протянула на выдохе) А разве вам не полагается сейчас обедать какой-нибудь вкуснятиной от Спартака Валерьевича? Вы почему не там? – чуть улыбнулась, настраивая планшет. Как-то вдруг тепло на душе сделалось - поглядела по доброму на Чижика, потом отвела взгляд.
- Хотите я включу музыку? Есть одна дюже великолепнистая песня, наваристая словно суп. Давайте послушаем вместе… поверьте мне, она крута! Мне это самое… баста… надо слегонца отдышаться. Так я включаю, да?
Разгорячённая эта, разрумянившаяся от бега девушка, снова посмотрела на Чижика, приглаживая гриву растрепанных своих, сочно-медвяных волос. Включила песню на планшете отходя к стеночке: гибко нагнулась, расстегивая ботинки.
…Если бы Майя Юрьевна вспомнила про свою легкомысленную, не слишком суровую одёжу, она бы конечно очень сильно замущалась. Она бы совершенно точно не стала так поступать! То есть запросто, то есть изящной кошечкой нагибаться к собственным конькам без всяких лишних стеснений. На своё счастье, Пчёлка Майя всё еще жила в танце, в порыве, в этом страстном движении, что наполняет каждую мышцу тела. Говорить о плохом ей сейчас совершенно точно не хотелось и всякое тяжеленькое, замечательным образом не припоминалось.
И не тревожилась она о том, что длинная футболка очень уж приталена, что вырез широковат, что виднеются женственные ключицы беззащитно приоткрытые. А бриджы без лишних сантиментов, обнимают стройные и вполне себе органично сложенные ноги.
Помолчала, прислушиваясь к возвышенной мелодии. Потом чуть улыбнулась приветливо, таким вот своеобразным образом отвечая на хмурость Фёдора Михайловича:
- У вас на лице какая-то небольшая гроза… отчаянно надеюсь, что это по причине жмущих ботинок или неудобного капитанского кресла, а вовсе даже не из-за меня? Но а я же вам говорила, моё дизайнерское кресло сильно лучше! Проблема ведь не во мне, агась? Майя Юрьевна вроде бы ничего плохого не делала. Мы с Данко снимаем кино для моего фан-клуба: Даниил Фёдорович замечательный оператор, а я это самое… просто его скромная, первостатейная, обласканная журналами да хвалебными статейками Звезда. А ЧТО здесь такого? (выделила голосом это самое возвущенное словно «Ш-Т-О») Я всего лишь занимаю физкультурой и снимаю видео про саму себя.
И снова улыбнулась. И опять погрустнела. И полуусмехнулась уголком губы, чуть в стороночку отходя.
- Моё личное пространство, - провела воображаемую черту ладонью на стене. – Вот, видите, это моя Светловская зона приватности, на вашу я не претендую, ни-ни.
Подняла вверх большой палец, со счастливым вздохом выбираясь из своих коньков на условную «землю» звездолета. Пошевелила пальцами ног в полосатых носках, чувствуя радостное облегчение - та ещё выдалась пробежечка, подустала уже в роликах, ага-ага!
Потерла парочку свежих синяков, прямо удовольственно же потерла, словно солдат боевые награды. Настоящее шоу Светловой получилось. Потихонечку наливались уже эти наградные синячки уверенной краснотой: на коленях расцветая, а за одним и на локтях, словно бы соглашаясь - дась-дась, восхренистическое же Шоу!
- Конечно, могу рассказать. Но откровенность за откровенность, капитан Чижик Фёдор Михайлович, - чуть смежила веки Светлова, опирась на стеночку спиной. – Ничего не случилось, просто в шлюзе стало очень холодно, вот Майя Юрьевна оттуда и ушла. Минус сорок градусов по шкале Цельсия! А у меня вроде как метафорическое сердце Данко в кармане хранится. Могло простыть, ёшкин кот. Рациональнее было его отправить в тепло, верно? - серьезно поглядела на Чижика, пожимая плечами. Плеснулась обида во взгляде и снова накатила теплота.
– Мне всегда есть чем с самой собой заняться. Ну да… - и опять нахмурилась печально, будто бы приступы доброты, чередовались в ней вместе с гневом.
Жаркой яростью вдруг полыхнули штормовые глаза.
– Конечно, мне бывает скучно вне работы, но знаете, Майя Юрьевна саморазвлекательная пчела! И если кому-то, например, некому анониму кажется будто бы меня здесь слишком много, будто бы слишком много хватаний и всего это девчачьего барахла... я вполне способна врубить режим незаметности и ни-и-икого не раздражать. О да! Я умею веселить саму себя. И я ничем не отличаюсь от любого здешнего мужика!
Выговорилась сердито в едином порыве, потом вдруг понурилась веснушчатая дева, с грустью на лице отворачиваясь в сторону. Помолчала.
- А теперь ваша очередь быть честным, Фёдор Михайлович. Скажите мне как другу, как у вас дела? – и спросила вдруг это совершенно серьёзно, без бравады, без злости, без детского озорства. Повернулась к нему с молчаливым участием, чуток свои рыжие брови приподняв. Женственно поглядела, по доброму. Заглянула в самые глаза и чуть в сторону взгляд перевела, дабы не смущать.
Ей правда было интересно – а как у него дела? Всё же папино кино для всех болезненная картина, наверное, переживает Фёдор Михайлович, может оттого и не обедает - потому что кусок в горло у бывшего преподавателя не лезет, как в таких случаях говорят…