…Она тогда напилась. Пожалуй, в первые за пять лет, снова почувствовав себя загнанной в угол – в безвыходной жуткой ситуации, когда нет спасения и надежды. Когда только рыцари, только бессилие и мрачные тени мечутся в пещере будто птицы, что подсвечены оранжевым светом одинокого факела на стене. Обезумевшие летуньи.
Она бы не призналась самой себе, будто скучает по звездам; что не желает превратиться в призрак собственной матери, растворившись в карьере, среди ледяной белизны больничных коридоров. И не хочет больше добывать призы заставляя себя быть первой. Что обрыдло! Что всё это давно превратилось в чушь! Слишком горько – признаться самой себе что заплутала в собственной в жизни - не знаешь куда идти, не туда свернула покинув учебный класс Фобоса.
На лыжах оно понятно. Молнией Светловой оно понятно. И лучшей ученицей своей медшколы – гордостью, семнадцатилетним гением, звездой.
А если ты просто Майя… Кто ты? Зачем ты? Кому ты будешь интересна, если не разбиваешь свой лоб и не добываешь призы, не хмуришься грозно с рекламных плакатов и не становишься первой во всём.
Кто будет тебя любить? Кто станет помнить о тебе?
Ценить...
Отец всегда говорил – любят только тех, кто этого стоит.
Отвечая на все сложные вопросы разом, Майя напилась - первый раз, по взрослому, накинулась на яркие вкусные напитки будто страждущий человек в пустыне. Один бокал. Второй бокал... Третий. Потом уже всё стало без разницы – пей, веселись, гуляй душа среди ярких огней да смеющихся лиц, среди этой музыки. Пестроты! Магии миражей. Только не весело было: иллюзия, иллюзия, иллюзия. Впервые за пять всё стало иллюзией – сказка исчезла, а силуэты рыцарей проступили особенно ясно, подкрадываясь откуда-то из тьмы.
И тогда она прыгнула в шальном угаре, желая доказать себе что ничего не боится: что плевать на семнадцатилетие, на уходящее детство с его шальными забавами, на осуждение и смех всех этих чужих людей – плевать. Майя она всегда Майя. Молния которая Побеждает! Не склонна грузиться чепухой и прошлым её не достать. Прыгнула с лестницы на роликах. Ударилась. Разбила лоб, чувствуя противный вкус крови на губах, пролетела по ступеням кувырком, скривившись от острой боли. На секунду, захотелось прижаться к кому-нибудь и просто пожаловаться: ведь больно, ведь так нужна помощь. Покачала ушибленной головой, забираясь на роликах по ступенькам снова – кто ей сунул эти коньки? Откуда они вообще взялись в тот вечер?
Майя не помнила. Залезла на лестницу не обращая внимания на смеющиеся лица своих поклонников, на тех кто подначивал. Восхищался. И презирал тоже.
Прыгнула снова, желая попасть зачем-то именно в этот фонтан. Скатиться по лестнице на роликах и взять преграду – будто от этого жизнь зависела, что-то сейчас доказать! В воде холодной стоя по пояс. Глупо. По пьяни. Среди всех этих чужих людей, пытаясь главное объяснить:
- Я живая! Жи-и-вая. Светлова. Я вам не актёр. Я – МАЙЯ Светлооова и я живой человек… - бухим этим, безвольным своим языком не умея главное высказать. – Вы… Вам плевать… нравлюсь – только когда побеждаю. Ну и катитесь нах… Вам всем всё равно, но я не актёр. Это моя жизнь! Я - Светлова. И вы. Вам всем плевать. Ну и пошли бы вы в жо-опу с вашими аттракционами...
Она не помнила своей пьяной болтовни, это уже потом, пересмотрев по телеку ужаснулась. Все смеялись над отцом, над большой фамилией так «удачно» попавшей на язык его опозорившейся дочери, и никто не услышал Майю. Никто не услышал этого главного: «Я – Светлова и я живая!».
Даже она сама решила что всё это просто чушь, эклеры с помидорами и прочая ерунда.
Ей так нужна любовь, но неудачников никто не любит. Нет побед, значит никакого: – «Я буду тобой гордиться, Май»
...
И сейчас, когда разговор вдруг оборвался, ощутимо потяжелев на этой чужой планете с облегченной гравитацией, девушка застыла, снова почувствовав себя где-то в углу. Продрогла в современном скафандре будто бы на ветру. Это нечестно! Она же не может сейчас сбежать… - нет фонтана, зимы, нет любимых дорожек, в конце-то концов, по которым «Майя – беги», сквозь пургу да снег.
Она взяла на себя обязанности взрослого человека, вот в чем ужас. Назвался груздём – полезай в кузовок.
«Мой отец меня любит. А вдруг он меня разлюбит, если я перестану быть идеальной? Он ценит только лучшие вещи в своей жизни. И как мне тогда жить… без любви, когда никто тобой не гордится? Когда всем на меня плевать… разве можно подводить единственного человека, которому ты дорог?»
И виделась уже эта стеклянная комната, и холодная улыбка политика в которой нет ни жалости, ни жизни. Большой, как футбольное поле стол. Методичные удары злой ручки – дынц, дынц – оглушали будто наяву.
Но это же неправда!
Юрий Светлов умел быть другим: пускай и несправедливо редко, но он дарил тепло своей любимой, очень и очень одинокой дочери: когда увлеченно про часы говорил с римскими цифрами, когда интересовался ее делами. И этот полёт – всё это было подарком большого папы - не безвозмездным конечно подарком, но таким нужным в жизни одной Пчелы.
Майя застыла, шагнув к инженеру. Под этими взглядами мрачными, в этой вопящей громкой тишине. Нахмурилась, вставая рядом с незадачливым Выломайлой, будто бы прикрывая его. Потому что не могла поступить иначе.
Не хочет помощи с тяжелым ящиком, это ладно, а презирать его за отца – никому не позволит! «Хотите на Ивана злиться за его шутку, тогда и об меня вытрите ноги, ведь это я - Майя СВЕТЛОВА. А я своего отца люблю. Он хороший. Не всегда прав, но он мой родитель!»
Холодно поглядела на Кырымжана, плевать ей сейчас было и на его бороду, и на его взгляды: пусть только попробует, кадавр армейский, на весёлого Раздолбайлу наехать из-за его плохой шутки. Сглотнув, перевела свой взгляд на Чижика.
«Я может никогда его больше не увижу!» - невысказанным ответом на все вопросы разом. В мыслях, значит, когда долгим печальным взглядом смотрела на капитана сквозь шлем.
«Вы можете не любить моего отца, Фёдор Михайлович, и я это понимаю. У вас нет ни одного повода, чтобы наслаждаться обществом Юрия Аркадьевича Светлова, но только папа, один единственный из всей семьи, заботился обо мне все эти годы. Папа всегда хотел лучшего для меня, и хоть я иногда схожу с ума пытаясь быть достойной ТАКОГО ОТЦА, пытаясь соответствовать его требованиям и желаниям, но только он единственный меня любил.
…И любит по-прежнему.
Как же я могу жить без его одобрения? Неужели вы бы смогли гордиться мной, если бы я так легко, так запросто и без вопросов, позабыла своего папу? Отреклась от него и посмеялась бы вместе со всеми. Бегите от такого человека, Фёдор Михайлович – если он плюёт в свою семью. Бегите и не оглядывайтесь, говорю вам по чесноку. Вы никогда… »
Но на последней безмолвной фразе, Майя отвернулась, ведь это уж было слишком личное даже для взгляда без слов: Фёдор Михайлович никогда не обещал её любить, и просить о таком было бы просто глупо, неуважительно к себе и по щенячьи. Чувства либо есть, либо их нет. Майя - верный Сэм в этой истории.
Всё просто. Она садовник идущий за Фродо, рубаха-парень, на которого всегда можно положиться. Она поможет, но ничего не ждёт взамен.
«Да уж Светлова, ты ничего не должна ждать взамен… Для всяких «взаменов» имеется блондинка. Всё просто. Ты верный Сэм, замечательный Сэм и архетипическифигенный персонаж»
...
Ага, всё просто.
…Только отчего так приятно ей было, когда Фёдор Михайлович поступал правильно с её точки зрения? Почему так хорошо?
Когда сам решил поговорить с Алёшкой, по-мужски, не вмешивая доктора Светлову.
Отчего обрадовалась девушка, улыбнувшись бывшему учителю настоящей почти что, не кривой улыбкой? Будто спало заклятье и перестала она бояться в этот момент.
И кивнула ему открыто, сердечно, ловя на себе тёплые взгляды. Согреваясь в них и гордясь Чижиком. Не скрывая своего одобрения:
- Я тоже так считаю. Именно вы должны поговорить с Алёшкой, ведь это не моё дело - это между вами двумя. - Потом усмехнулась, поглядев в сторону лифта. – По лестнице, или вы даже на один этаж ездите на лифте, Фёдор Михайлович? Замечу, что здесь очень вкусно кормят – можно быстро округлиться. Помнится, был такой мальчик в МЗУ, у него забавная фамилия была на «Б». Буханкин, что ли… Ёшкин кот, забыла.
Снова чуть посерьезнела док, не теряя впрочем, смешинки в глазах.
- Но возвращаясь к Фотону Игнатьевичу, а разве это не так? Если уважаешь свою работу, эффектность совсем не лишняя! Фотон Игнатьевич – эффектен. А потом, когда у вас сработал голоком, - сдавленно хрюкнула док Светлова, потерев веснушчатую переносицу с задорно вздёрнутым своим носом. – И мы нечаянно услышали тот разговор, и это был очень забавный разговор не предназначенный для чужих ушей, при всём к вам уважении. Фотон Игнатьевич предпочёл удалиться. А знаете почему? Чтобы не ставить вас в неловкое положение. Потому что капитана корабля нельзя ставить в неловкое положение, это правила игры. Правила уважения. Этому человеку можно доверять всем сердцем, вот я о чём. Хотя я тоже никогда не ставлю вас в неловкое положение, между прочим!
О да. Майя была в этом уверена. Она с удовольствием выслушала Чижика, расплывшись в улыбке когда он повторил её девиз. И вздрогнула, когда капитан приобнял её сзади за плечи: на сей раз, Майя Юрьевна, однако, в долгу не осталась, она тепло прикоснулась к руке бывшего преподавателя, сжав ее своими длинными пальцами. Обхватила мужскую ладонь своей женской, словно бы желая удержать мгновение - насладиться этим недолгим моментом близости, - быть может даже требовательно, быть может даже слишком ласково сжимая Его кисть. И отпустила тут же, сделав вид будто бы ничего и не произошло.
- Булкин, точно, я вспомнила!
...
Тяжело было возвращаться назад в настоящее, после всех этих тёплых воспоминаний: после того как Данко нарекли, после того как стояли так близко друг к другу. И всё же… Майе показалось будто Чижик действительно не считал ее глупой. Ведь правда же не считал? Для папы-то в основном вся ее деятельность относилась к «твоим нелепым глупостям, Май». А Фёдор Михайлович, неужто не считает ее тупой и недостойной?
Девушка утешилась этим простым для себя выводом, грустно улыбнувшись Раздолбайле. Не собиралась она его бросать – ещё чего! Своих не бросают, даже если ты в них не влюблён и они просто друзья по работе.
- Вы всё нормально сказали, годится. Но это не значит, что все вокруг простые смертные или ещё какая ересь… Это неправда. Просто мой отец – хороший человек, он послал меня на Данко чтобы я делала свою работу. Он знает что я справлюсь, что выполню свою задачу наилучшим образом. Потому что я эффективна и мне нравится побеждать. - упрямо произнесла девушка, чуть набычиваясь и наэлектризовываясь. - Папа хочет чтобы я помнила на какой достойный корабль я попала. Многие хотели попасть в этот экипаж. Вот...
«Отец желает чтобы я этого не забывала - о своих обязанностях, о том что всегда-всегда-всегда должна быть полезной и храброй».
Потом перевела тему, надеясь уйти с этих плохих рельсов: - Инженер Иван, что вы думаете про архитектуру этого города с позиции истории?
Чуть понурилась Светлова, когда заметила хмурый взгляд Чижика служивший ответом на ее шутку - как-то сразу немного стушевалась и застеснялась: и снова припомнился стол, и папина жёсткая речь, и как она напилась, и что все здесь окружающие, терпеть наверное не могут семью Светловых. Кроме Ваньки, ага.
- Ну ммм… я сейчас наверное глупость скажу… Понимаете, - облизнула Пчёлка пересохшие губы, проталкивая царапучие слова в горло. - Это как полочки, Фёдор Михайлович. Представьте фигурки котят, собак и крыс собранные вместе. Или зоологический парк, где зебра пасется рядом со львом, а мыши играют вблизи змеи. КосмоЗоо, да? Понимаете. Ненормально видеть эти виды собранные вместе, если только ну… всё это не чья-то коллекция… И… И тудыть его в качелю, эта архитектура напрягает Майю Юрьевну… будто бы совершенно разные виды строили эти город, капитан. Здесь не чувствуется ничего общего! Кажется, будто это не стиль города призванный создать ощущение разнообразия, это действительно разные стили совершенно разных существ.
Попыталась почесать переносицу, сокрушенно махнув рукой в скафандре. Невозможно же!
- Ну,.. пока это только личная теория Майи Светловой, капитан. Будем надеяться я говорю фигню. Пока мы не увидим третьего инопланетянина, волноваться не о чем… Да. Вот как-то так. Но я боюсь что мы угодили… ммм… в эту коллекцию странных существ. Но ведь челнок на орбите и по-идее, мы можем убраться отсюда в любой момент. Да. У нас всё хорошо.
А всё вдруг стало очень плохо, когда Шерстистопод Дуодецим решил откусить пауку лапу. Когда посыпались вопросы на Чижика и мужчины готовы были начать стрелять.
Инстинктивно отпрянула назад женщина, вздрогнув всем телом от ужаса, а потом, вцепившись зубами в губу, покачала головой пытаясь взять себя в руки.
«Мать твою, только пальбы сейчас не хватало!»
- Джентльмены, у меня есть чай с голубикой, - вдруг произнесла Майя первую пришедшую в голову ерунду, надеясь отвлечь данкийских мужиков, огорошить и переключить. - Мы не знаем их традиций, Алексей Кирович, не можем судить их мерками англичан. Капитан прав. Пожалуйста, не торопитесь стрелять.
Сделала шаг вперед, приближаясь к безопасникам – подрагивая про себя и стараясь оставаться спокойной хотя бы внешне. Не торопясь выскочить вперед как в свои двенадцать лет, но и не собираясь пускать эту ситуацию на самотёк.
- Данко Фёдорович, переведите пожалуйста для шерстуна: Что здесь происходит? Мы видим что этому человеку требуется медицинская помощь, позвольте нам ему помочь?
Именно так. Майя использовала слово «человек», как обозначение разумной, умеющей думать и испытывать боль особи, не важно, насекомоподобного вида или шерстистоподного. «Быть может я не права, но они разговаривали о новостях и погоде. Никто не убивает друг друга говоря о погоде… Или… Или я тоже измеряю мир мерками англичан»