«Потому что ты - плохой капитан!» – всплыла в голове жестокая фраза, высказанная однокласснику в пылу гнева. Надо же… Майя ведь давно про это забыла, оставила позади убежав вперед – всё прошедшее неважно, детство и прочий хлам - заперто в старый чемодан и выброшено в кладовку! Так она думала все эти годы. А теперь вот яркое, болючее воспоминание возникло перед глазами, как папина фраза совсем недавно.
Класс, ребята, учебный полёт и первая неприятность… Как она тогда ударила в ответ – хлёстко ударила по самому больному месту случайно задевшего её мальчика. В голове тогда только одна мысль кипела: ты меня оскорбил – ну, и не жди от меня пощады.
Зуб за зуб, глаз за глаз – простая наука.
Майя умела бить в ответ. Девушка этим не гордилась, она держала злость где-то внутри себя, стараясь не выпускать наружу: как и все взрослые люди боролась с собой, стараясь исправить собственные недостатки. И всё же. Иногда наши недостатки, это тоже наши достоинства.
Она стала врачом, потому что умела принимать жёсткие решения: порой необходимо причинить боль чтобы стало лучше. Исправить болезнь. Даже если вначале предстоят одни трудности.
Она побеждала, потому что умела давить на саму себя без пощады, в стиле капитана Светлова: зубрить тяжелейший материал когда охота веселиться, поздно ложиться и вставать в рань. Жить учёбой, отказываясь от всех приятностей жизни. Переть паровозом к своей цели, чтобы добиться успеха и дотянуться до мечты.
Мечта, впрочем, отличалась от папиной…
Папа тогда её ударил – Майя Юрьевна ударила в ответ. Она почти всегда проигрывала отцу во всём, кроме одного: Фёдора Михайловича Пчёлка защищала яростно. «Ты опустил учителя ниже плинтуса на моих глазах, посмеялся надо мной. Заставил пройти через ТАКОЕ, и я отвечу тем же самым. Нет, я не могу оскорблять собственного отца. Не могу презирать и смеяться над ним. Я хорошая дочь и прилежная ученица: я уйду из космоса, и больше ноги моей не будет на клятом звездолёте, папа. Никакого МЗУ. Никаких полётов. Строй свою космическую мечту, папа. Играйся в свои игрушки сам, только я не пойду с тобой по этому пути и не разделю твоего счастья.»
О.
Майя умела давать сдачи. И сейчас. Когда Чижик не поверил в неё, когда в его серо-зеленых глазах мелькнуло сомнение, жалостишка эта даже, заметная неуверенность: а стоит ли доверять доктору Светловой после той давней истерики?
О!
Метафорический кулак Майи Юрьевны готов был врезаться в лицо одного бывшего преподавателя, ведь так всегда в жизни – кого любишь на того и злишься сильнее всего. От этого человека всегда ждёшь больше. И отдаёшь ему больше - и хорошего и плохого.
Вот папу Майиного возьмите: их отношения с дочерью сложны. Папа давит что цементный блок, девушка покоряется чаще всего – но может и взбрыкнуть, если папа совсем уж к стенке припрёт. А мама… с мамой у них чудесные никакие отношения. Ровные и без вопросов. Ведь если кто-то тебя не любит, не интересуется твоей жизнью и ты ему никак, то и злиться на такого человека смысла нет.
Майя Юрьевна раскраснелась от гнева, наэлектризовалась, глядя на Чижика воинственно и сурово. Дрожащий от ярости воображаемый кулак побелел от напряжения. «А вы сами. Сами-то Фёдор Михайлович!? Вы сами. Разве. Тогда? В прошлом... Д'Артаньяном чтоли были!?»
Так и желалось озвучить этот вопрос в слух.
И сердце забилось выпрыгивая из груди, и в голове тяжело заворочалась боль.
Ударишь, Светлова? Око за око, удар за удар. Любой врач знает, куда нужно бить, чтобы стало больно…
Сглотнула.
Книга. Чай. Перешагнуть через это, растоптать без жалости. Или? Или...
...Улыбка эта при встрече, добрый взгляд: «Ты совсем не изменилась, Светлова». Экскурсия в медотсек и жара под кондиционером. Я всё вам простила. И класс тот, отец, затравленный взгляд маленького учителя. И жесткость появившаяся в Фёдоре Михайловиче спустя пять лет. Робкая, но уже вполне отчетливая капитанская властность. Майе ли этого не заметить, дочери знаменитого капитана Светлова? Правильная властность, командир должен быть волевым человеком. Не тем человеком, который раздавит и не заметит случайную букашку на своей дороге, но жёсткость и сила необходимы.
Рыжеволосая девушка отвернулась, уперев грустный взгляд в стол. Нахохлилась подобно обиженному Стругачёву, когда она значит не пожелала в нём своего другана признать при первой встрече.
Не стала бить. Не потому что не могла ударить, могла да ещё как треснуть прямо сейчас! – а потому что не хотела делать больно, не желала видеть ту давнюю муку на лице Чижика.
Прошлое есть прошлое. Она простила. Отца простила и бывшего учителя тоже.
Метафорический сжатый кулак так и не врезался в лицо Фёдора Михайловича, вместо этого безвольно обмякли пальцы и накатила грусть. Нелегко же это, когда кто-то очень дорогой в тебя не верит, припоминая самый позорный эпизод в жизни - тот эпизод, который всё разделил на «до» и «после».
«Мне ведь двенадцать лет тогда было» - могла бы сказать Майя в своё оправдание. – «И я была ребенком. А после той пещеры ребёнком быть перестала. И всё изменилось. Навсегда изменилось. Они как будто убили человека на моих глазах, забрали на казнь, на пытку – заставили пройти через экзекуцию. То, что всё это оказалось шуткой уже не имело никакого значения - я поверила всему увиденному, а поверив, больше не смогла забыть»
...
Это наверное смешно было со стороны и очень странно, когда раскрасневшийся старший врач, игралась в гляделки с капитаном. И там, в глазах у этого малорослого врача бушевала буря: красивые брови нахмурились контрастно выделяясь на бледном лице, а молчаливый гнев перекосил губы.
Она механически фиксировала решения людей: кто хочет идти, кто не хочет идти… Удивил Ванька, Майя думала будто он трусливый типец, а иди ж ты! Вызвался сам невысокий инженер... У него, кстати, имеется аллергия на некоторые виды растений, нужно держать в голове.
Шмидт ожидаемо испугался, вот здесь никаких новостей. Если разведчиков начнут убивать, Шмидт возможно первым предложит давить на газ и улетать не оглядываясь: «Они уже все мертвы, тут ничего нельзя сделать...» - сглатывая фальшивые слёзы и выдавливая из звездолёта скорость.
Фотона можно понять - он же пилот, а не разведчик. Спартак славный и добрый, но возраст возраст... Старпом. Вот уж кому не повезло, Михалков-то явно желал погулять по чужой планете. Как и доктор Григорьев, будем честны.
А впрочем, мучила сейчас только одна мысль.
Как жаль здесь нет спортзала. Уж Майя бы вломила одной груше от души, представляя себе, сами догадайтесь чьё лицо на ней.
- Вы! – прохрипела Майя Юрьевна когда они покинули столовую. Гнев снова накатил: она не собиралась ворошить проклятое прошлое - пережила уже это искушение. Но вот треснуть Чижика не морально, а вполне себе физически ей хотелось очень сильно. Впрочем, доктора не взяли бы в этот полёт, не умей она сдерживать свои эмоции. Бить капитанов, это вам не Это.
- Я знаю, что это НЕ эксперимент. Я знаю, что это НЕ хы-хре… не дурацкая инсценировка (ять!). Вы. Вы,… - девушка задохнулась от гнева, так не заметив капитанской руки на своём плече. – А знаете, почему я ни на секунду не сомневалась, Фёдор Михайлович? Потому что я. ВАМ. Верю. Я вам доверяю. А вы… А вы. Мне. Нет. Оооо!
Майя Юрьевна сверкнула глазами, а там в глазах у нее печаль плеснулась – такая вот тяжелая горечь, которой нужно было выйти женскими слезами, но которая выйти слезами никак не могла. Разучилась Пчёлка плакать после эксперимента. Она потом встречала это в статьях по психологии, специально разыскивала подобную информацию - иные люди после сильной эмоциональной травмы теряют обоняние, другие перестают чувствовать вкус еды, а Майя потеряла слёзы. Как и у всех людей у неё текло из глаз при простуде или скажем в результате аллергической реакции на лук, но сама она плакать не могла. Даже когда было очень грустно и обидно, вот как сейчас.
Понурилась. Отстранилась. Рванулась прочь, будто бы желая убежать.
Руки её неловко всплеснулись, а потом вдруг сделала шаг к бывшему учителю, тронув его ладони. Пожалуй, слишком нежно дотронувшись, тепло. Ты мне – как я тебе. Можно отплатить злом за зло, а можно попытаться отплатить добром за добро, наперекор всему гадостному в этой жизни. Обнять же она Чижика не могла, роста не хватало! А потому просто сжала пальцы, приподнимая голову, чтобы прямо в лицо поглядеть. Без утайки. Когда гнев, и обида, невыплаканные слёзы и что-то совсем другое, более серьезное, женственное и светлое, плеснулось в этих серых глазах.
И тут же отпустила руки, отстранившись от капитана.
- Первой пойду я – ведь это прямая обязанность начальника, кто бы что ни говорил, - Майя Юрьевна кивнула головой сама себе, упрямо проталкивая эти царапучие слова в горло. Ей сейчас хотелось провалиться сквозь пол, убежать, исчезнуть с глаз долой что называется, а приходилось объясняться. Удел всех взрослых. Только отвернулась Пчёлка в сторону, ведь обижалась пока ещё.
Быть может даже глотала про себя метафорические слёзы, всё ж задело её это недоверие, персональное блин уточнение: а ты можешь не идти, Светлова. От любого бы обидно прозвучало, а уж от Фёдора Михайловича…
- Лейтенант Майя Юрьевна Светлова - старший врач на этом корабле. Мы спускаемся туда не для биологических проб и не для экспериментов. Это может опасно, кого-нибудь могут ранить, нужен медик. Я - медик. В следующий раз пойдёт доктор Григорьев, а я останусь здесь. У каждого будет шанс проявить себя. Но это первое задание и оно моё. Отец вложил слишком много сил, чтобы меня взяли в этот полёт. Я здесь не для того чтобы прохлаждаться и пить чай, у меня есть прямые обязанности, я прекрасно подготовлена. И нет, - девушка вздохнула. – Я не устрою истерику, не буду орать и не собираюсь делать ничего такого, если вы об этом. А судя по вашему виду – вы, конечно же об этом, капитан. Я видела запись эксперимента целиком: от начала и до конца. Для отца смонтировали. Очень хорошее качество скажу вам, прямо как фильм.
Она отстранилась, чувствуя себя одной в целой вселенной. Отошла чуть в сторону, глядя куда-то в коридор.
- Папа был против, но я посмотрела без спроса. От начала и до конца. Всех тогда подставила. Я это понимаю. Опозорилась как последняя идиотка на сто процентов и ничего уже нельзя исправить. Я знаю – это я всё испортила, и помню об этом каждый день. Так что не волнуйтесь... Люди могут учиться. Как правило, они учатся на своих ошибках. Забавно это объяснять вам.
Повернулась к Чижику.
- Так я могу идти готовиться?
...
Час перед выходом.
И куда, спрашивается, его потратить? На что?
...Быть может на то, чтобы грызть нервически ногти и потеть от страха, выдумывая самые жуткие сценарии в голове.
Майя Юрьевна знала ответ. Ей нужно было принять душ, умыться и переодеться в чистую одежду: смыть с себя эту пещерную жуть, застарелые дежавю да травянистый запах проклятого дыма, который так и не выветрился из памяти. Выйти в этот полёт свежей и умытой, в стиле капитана Светлова, ведь отец прославился чудесным умением всегда выглядеть эффектно. В три часа ночи или в три часа дня, Юрий Аркадьевич Светлов был аккуратен, улыбчив и чисто выбрит - сверкающие золотом тяжёлые часы на левой руке, львиная уверенность во взгляде. Выглаженные рубашки, дорогой одеколон.
Никакой размазанности: воплощённая энергия, жизнь, стойкость. Будто бы и не устаёт этот человек - всегда подтянут и энергичен.
Майя начала с этого же самого, привела себя в порядок переодеваясь в чистое. Сжала зубы забивая страх и боль. Позже Светлова, позже.
Быстренько ополоснулась. Затем надушилась приятными дезодорантами и влезла в свежую форму врача, предназначенную для выхода: та же самая синяя форма, но в более «уличном» исполнении. Рубаха с высоким воротником, удобные синие брюки. Не звездолётный комбинезон, ёшкин кот. Всего лишь униформа.
Она заплела свои длинные волосы в косу чтобы не мешались, хмыкнув, собственному неожиданно изменившемуся отражению: «Ну прямо Алёнушка недобитая, твою мать.» Рыжая коса получилась длинной, какой-то слишком уж уютной и женской. Молния Светлова таким не увлекалась.
На лыжне, она чаще всего собирала волосы в высокий хвост. За что и была прозвана Валькирией. Неустрашимая гордая девица да ещё и с рыжими как огонь волосами.
Она взяла с собой только самое нужное. Незаменимый планшет с диагностической программой автодоктора - в сумку на пояс, разумеется; ноутбук для того чтобы собирать анализы и пробы - ведёрки и лопатки теперь не нужны, - если связь будет стабильной, Григорьеву можно моментально пересылать данные в его лабораторию с компьютера. Сумка для ноутбука наискосок через плечо. Походная аптечка довольно увесистого объёма - все ж много самого разного могло потребоваться врачу: тут и автоинъектор, и трубки реанимационные и перевязочные материалы, и даже хирургические инструменты. Оно понятно. Нужно тащить как рюкзак на спине или на втором свободном плече.
«Многовастенько получается» - поёжилась Майя Юрьевна, доставая из под стола свой лиловый туристический чемодан.
Он тоже нужен! Термос с чаем нужен, в конце-то концов. Набор сменной одежды, мало ли, блевать придётся,.. хотя это шутка, ха-ха-ха. Папина кружка - Капитан Светлов всегда пил из этого подстканника во всех критических ситуациях! Маленький складной стул. «А что тут такого? Я должна работать за ноутбуком сидя прямо на земле?» Немного дезодарантов и средств гигиены - среди этих данкийских мужланов, Майя Юрьевна единственная молодая женщина. От неё должно вонять чтоли? Платочки, расчёски, антисептики чтобы ручки чистыми оставались. Лиловый чемодан был нужен для всего этого.
«Многовато» - снова выдохнула одна Молния, пытаясь приноровиться ко всем этим тяжестям - всё ж дочь капитана Светлова, выносливая девушка. А Пчёлы, как это известно, могут тащить вес в двадцать раз тяжелее себя, при том что лошадь, например, управляется с весом только равным своему собственному.
- Нормально, Данко, справлюсь. В медшколе говорили, будто это самая ужасная работа на земле, военный фельдшер. Алё-алё, пожелайте мне пожалуйста удачи! - обратилась девушка к искину, двинувшись на выход из медотсека.