Причисленный к гениям бывший преподаватель звездоплавания удивлённо оглянулся на оживившуюся Майю, покосился на её резкое движение ребром ладони по воздуху и даже слегка рукой повёл, будто на себя ладонью показывая в немом вопросе «Что? Это ты обо мне? Это я гений?». Недоумение легко читалось по его лицу, пока девушка не объяснилась и не раскрыла причин гениальности Чижика, а заодно, чего уж мелочиться, и своей собственной гениальности.
Несмотря на промелькнувшее во взгляде Фёдора Михайловича понимание, он слушал Светлову с неприкрытым удивлением, слегка брови приподняв, значится, и приостановившись даже. А затем, ближе к концу её полной энтузиазма речи, в его глазах заплескалось веселье, разливаясь постепенно по всему лицу, сглаживая имевшиеся крохотные морщинки, заставляя губы сложиться в сдержанную, пока ещё, улыбку, а щёки слегонца вширь разойтись.
И наконец, когда Майя закончила формулировать свои мысли предложением водить зрителей в музей лыжницы Светловой, Чижик больше не мог выдержать и от души рассмеялся. Расхохотался - это слово даже больше подошло бы, хоть звучал его смех не настолько громогласно и раскатисто, чтобы назвать его полноценным хохотом. Впрочем, мужчина быстро одолел свою слабость и взял себя в руки, беспощадно задавив смех печатью сомкнутых в широкую улыбку губ.
- Ну, ты поймала меня на слове, Светлова, - покачал он головой, говоря это чуть сдавленным, шутливым голосом. - Надо же, музей... - и снова смех, на этот раз короткий тихий смешок.
Чижик двинулся дальше, заметно повеселев.
- Если ты спрашиваешь моего мнения или разрешения, то я тебе скажу так, - не меняя весёлого тона, продолжал он. - Это твоя каюта, она в полном твоём распоряжении и ты можешь с ней делать, что хочешь, пока проходит экспедиция. И я бы не был вправе запретить тебе превращать её в музей или кинозал, даже если бы хотел. Просто потому, что это небольшое помещение на корабле на время полёта - твоя суверенная территория, где ты царь и бог. В отличие от медотсека, кстати. Как капитан, я имею власть - теоретически, конечно - сменить доктора на корабле. Соответственно, этот кабинет перестанет быть твоим, чего не скажешь про каюту.
Он обернулся и тепло кивнул Пчёлке.
- С радостью принимаю твоё предложение посещать твой музей и кинозал в одном флаконе. В свободное от работы время, конечно, - зачем-то уточнил Фёдор Михайлович, будто это и так не было очевидно. - Может, и «Чужого» посмотрим. Пощекочем нервы, так сказать, - усмехнулся он.
Переспрашивать причины, из-за которых Майя разместила все свои награды и кубки в каюте, где жить не собиралась, Чижик не стал из деликатности. А ведь он заметил, что она избежала прямого ответа на его вопрос, повернув всё на шутку. Неужели всё это многочисленное добро, которое она так трепетно хранит, ей на самом деле не дорого? Так, дань прошлой жизни, в которой она была знаменитой Молнией Светловой и выигрывала спортивные трофеи. Прошлое, о котором следует помнить и не забывать, и которым можно при случае прихвастнуть, вот как своим лицом на футболке. Но ничего на самом деле ценного. Так ли это? Жаль, вежливость бывшего учителя не позволяла ему слишком уж лезть не в своё дело, а то бы он переспросил.
Закончился очередной разговор с Чижиком, уже когда он входил на платформу лифта. Капитан развернулся и странно посмотрел на девушку. Словно бы с подозрением каким-то - в чём-то недосказанном, недоговоренном. Так он отреагировал на её загадочные последние слова про «приспособимся».
- Тебе также хорошо отдохнуть, - улыбнулся он на прощание.
И закрывшиеся створки лифта отделили Пчёлку от неожиданно задумчивого Фёдора Михайловича...
* * *
- А, оукей, - послушав Майю, довольно кивнул своей наэлектризованной шевелюрой Раздолбайло. - Мотя здоровый кот, вы не сомневайтесь, Майя Юрьевна. Да-да, мы проверялись перед взлётом у ветеринаров. Иначе его бы на звездолёт не пустили. Но осматривать его время от времени будет полезно, ага... Ага-ага, Юрий Саныч, уже бегу, - заторопился он, заметив сурово сдвинутые брови Романовского.
И на прощание, перед тем, как совсем уж пропасть из вида в люке технических помещений, он улыбнулся Светловой. Неожиданно тепло и приятно, по-доброму, без скрытой насмешки. По-видимому, парень очень любил своего кота, а потому, услышав доброе отношение к нему со стороны Майи, и сам проникся к ней тёплыми чувствами.
Рука главного борт-инженера бинтовалась легко и просто. Никто не мешал доктору делать свою работу. Пациент смирно сидел в кресле и даже не кривился от боли, когда Майя понимала, что ему должно было бы быть больно от нечаянных прикосновений и от обработки раны. Напротив, лицо его сохраняло поразительное спокойствие и хладнокровие, будто бы не человек, а робот перед ней сейчас сидел. Впрочем, к разговорам в рубке управления Романовский прислушивался куда более эмоционально, чем отнёсся к обеззараживанию и бинтованию места ожога.
- Да уж... - поддакнул он Пчёлке, когда она невольно выругалась от предположения Михалкова. - Понимаю... - и инженер сделал угрюмое лицо. Ему тоже хотелось сказать что-нибудь смачное, но надо было держать себя в руках. Не только из-за девушки - их ведь сейчас и на мостике могли слышать.
Усмехнулся Юрий Александрович на рассказанный анекдот, но тут же снова нахмурился. С искином всё было куда проще.
- Запомнил, Майя Юрьевна, - ответил тот и был таков.
Никто больше этой шутке не смеялся. Только кот блеснул глазами, улёгшись под столом в собранную и напряжённую позу. Позу недовольного жизнью животного, которое гуляет само по себе.
- Отлично, - Романовский поднялся с кресла, даже не дождавшись, пока Майя закончит своё врачебное напутствие, но вынужден был задержаться, давая ей возможность договорить. Видно было, что инженеру не терпится вернуться к работе, и болтовню девушки в этот момент он считает неуместной. Хотя затем он коротко благодарно кивнул. - Через пять часов снять бинт. Вечером зайдёте осмотреть. Всё ясно. Спасибо за помощь.
И понёсся со своим разводным ключом к люку. Что называется: понеслась душа в рай! Уже от люка оглянулся и громко сообщил, чтобы слышали на мостике:
- Инженерная служба за обитаемую систему! - отвечая разом за себя и за своего ближнего, сейчас копошившегося в двигателях где-то внизу, «проголосовал» Романовский. Своё решение он не стал как-либо пояснять и загрохотал башмаками по лестнице, спускаясь вниз.
- Семь часов двадцать восемь минут утра, - спокойно ответил Данко девушке, назвав текущее корабельное время и оно же по совместительству время московское.
А вот Майкины наручные часы, в отличие от планшета, который автоматически синхронизировал своё время с корабельным, показывали семь часов двадцать минут. Ровно восемь минут отставания. Столько весь экипаж был в отключке. Что бы это могло значить?
Между тем команда на мостике, подбодрённая голосами Романовского и Светловой, высказавших пожелание лететь в направлении обитаемой системы, продолжила обсуждение и несколько оживилась.
- Романовский и Светлова правы, - услышала доктор голос старпома. - В необитаемой нам делать нечего. А если встретим высокотехнологичную цивилизацию, то они могут нам помочь... Хотя бы определить наше место во Вселенной.
В голосе Михалкова чувствовалась недосказанность. Наверное, он хотел добавить, возразить сам себе что-то в духе «хотя зачем им нам помогать и вообще как они отнесутся к появлению чужаков?», однако сдержался. В отличие от прямолинейного штурмана.
- Чтобы нам помогать, они для начала должны понять, что нам нужна помощь, - заметил Шмидт, - а потом захотеть помочь.
- Вот-вот, - согласился с ним Бережной. - А то, если они ещё не видели пришельцев, как мы когда-то, могут ведь и захватить нас. Для опытов, хе-хе.
- Спартак Валерьевич, давайте не нагнетать обстановку, - раздался сдержанный голос Чижика. - Мы ведь даже не знаем, есть ли там жизнь, а если есть, то какая.
Действительно, они этого не знали. Корабельные сканеры определяли лишь вероятность наличия жизни в ближайших звёздных системах, ориентируясь по некоторым характерным показателям. На таком расстоянии вероятности высчитываются математически, и слишком легко принять естественное космическое тело небольших размеров вроде кометы или астероида за тело искусственного происхождения - космический корабль или спутник. Если сканер говорил, что система обитаема - это всего лишь значило, что анализ перемещения космических тел в ней и/или наличия пригодных для жизни планет дал позитивный результат. Необитаемая система - та, где первичный анализ не выявил похожих на искусственные объекты и/или пригодных для жизни планет.
- Я... пожалуй что, соглашусь с Майей Юрьевной, - подал робкий голос притихший Ромашкин.
- За обитаемую, - ворвавшийся в эфир Кырымжан был предельно лаконичен.
- Я тоже, - сказал Бережной.
Должно быть, согласился и Шмидт, так как затем раздался снова голос капитана:
- Похоже, единогласно. В любом случае, доводы Светловой и Михалкова разумны. Значит, летим к обитаемой. Но...
- К какой из двух? - послышался вздох штурмана, высказавшего то, что недоговорил Чижик.
- Полагаю, курс менять не имеет смысла, - задумчиво ответил капитан. - Хотя... куда нам ближе?
- Расстояние приблизительно одинаково, - после короткой паузы сказал Шмидт. - Но ко времени, когда заработают двигатели, мы будем сильно ближе к той, что впереди.
- Тогда... летим туда, - неуверенно решил Фёдор Михайлович. - Нам теперь нужно экономить запасы топлива.
Конечно. Они ведь теперь не знали, когда вернутся домой. Если вернутся. А запасов - и не только топлива - у них всего на несколько месяцев полёта.
Майкин вопрос Бережному вслух был несколько не в тему, наверное, из-за оживлённого разговора на мостике. Потому что вместо ответа по переговорному устройству он прислал текстовое сообщение. Майя его увидела, когда проверяла, не пришёл ли ответ от Стругачёва.
«От меня тут толку в ближайшие полчаса нет. Пойду на камбуз. А там видно будет. Можем поработать вместе», - написал Бережной.
А вот Лёха ответил с опозданием, уже когда решение, куда лететь, было принято: «Обитаемая!»