- Я пошёл против себя как педагога, - возразил Фёдор Михайлович на попытку Майи его утешить тем, что он поступил не вразрез своей совести. Бывший учитель в очередной раз вздохнул. - Хотя, тогда я считал, что, напротив, поступаю согласно своим педагогическим убеждениям. Ведь я уверен был, что участие Стругачёва в команде пойдёт на пользу и ему как подрастающей личности, и всей экспедиции. Однако, я ошибся...
Мужчина осёкся, так как Майя снова заговорила, приводя свой, так сказать, обоснуй сделанным ранее выводам об учительском поступке по совести. Руку нерешительно протянул, взял узкую ладошку Светловой в свою и чуть пожал. Взгляд его при этом потеплел, а плечи слегка выпрямились, делая его уже не таким поникшим с виду.
- Всё ты верно говоришь, Светлова, - кивнул он наконец, выслушав девушку и руку её выпустив, чтобы, чуть поёрзав на стуле, сделать ещё глоток подостывшего за время разговора чая. - Может, и так. Может, оно и к лучшему для него вышло. Хорошо так думать, когда не уверен в своём поступке. Спокойней для совести. Хотя ты, наверное, права...
Разговор тёк спокойно и размеренно. Спешить им двоим было некуда - ну разве что Пчёлке необходимо было вскоре вернуться на кухню к Спартаку Валерьевичу, но тот бы не стал сердиться, даже опоздай она сильно. Майя уже поняла, что у Бережного, несмотря на любовь порой поворчать, характер самый что ни на есть добродушный. К тому же, он сам ведь велел ей передохнуть немного. Мол, натрудилась сегодня она молодцом, всех накормила, а дальше уже мелочи остались, которые он и сам сможет переделать. Но совесть не позволяла всё бросить на полдороге, надо бы на камбузе доубираться после себя.
Совесть... та самая совесть, про которую говорил Чижик. И на которую они с Майей смотрели несколько с разных позиций, если послушать капитана.
- Спасибо на добром слове, - хмыкнул Фёдор Михайлович, невольно лицом просветлев от неожиданной похвалы. - Поговорить с ним надо, конечно. Выбрать удобный момент и... Разом решить все возможные вопросы. Чувствую, Алексей на меня обижен... Думаю, это поможет всё прояснить. Только тогда я смогу сказать, что моя совесть спокойна. А пока... спасибо, что выслушала.
Кивнул он благодарно и с места поднялся, когда Майя Юрьевна, соскочив с кресла, в котором восседала разом с ногами, подошла к нему и книгу протянула.
- Что? - забавно удивился Чижик, озадаченно на книгу ужасов поглядев. - Мне ведь есть что почитать. Зачем мне эти ужасы? Я вот лучше переживу ещё раз всё с Олегом и Марьяной, - он показал Майке свою, теперь уже свою, книгу под авторством Кира Булычёва. - Замечательная советская фантастика. Очень её люблю.
И он даже головой значительно покачал, показывая, насколько сильно это чувство. Похоже, убеждать его погрузиться в космические ужасы было бесполезно - Фёдор Михайлович мысленно уже был с героями повести Булычёва.
Как бы оно там ни было с ужасами, а главного эффекта доктор Светлова добилась - бывший учитель в этот момент не терзался угрызениями совести, а преисполнился желанием обсудить всё с Лёхой.
- Пойду я, пожалуй, - уходить он тем не менее не спешил, будто ожидая согласия Светловой. - Ещё раз спасибо за чай, за угощение. Здесь прямо твой дом, а я чувствую себя гостем.
Улыбнулся слегка Чижик, обводя медленным взглядом стены медкабинета.
- С удобством устроилась, Светлова. Сюда бы тебе кровать - и никакой каюты не надо, верно? - шутливо спросил он, явно намекая на недавнее происшествие с дверным замком. Разве что не подмигнул. А оно было бы кстати.
* * *
Раздолбайло фыркнул, не оборачиваясь, но так тихо, что за стуком клавиш и топотом своих ног Майя Юрьевна не расслышала этого звука, выдавшего бы пренебрежение её просьбами. Она лишь могла видеть, оглянувшись, бегущие по экрану перед Иваном строчки с непонятными цифрами и обозначениями. Будь у неё время - она бы, может, и смогла сориентироваться в этом потоке информации и увидеть для себя и всего экипажа хоть какой-нибудь проблеск надежды, но сейчас было не до этого.
А меньше чем через минуту она возвращалась обратно, беспрекословно послушавшись Юрия Александровича, травма которого оказалась, к счастью, совсем не серьёзной. Такую здоровый мужик и потерпеть может. Видимо, оттого искин не особенно беспокоился за здоровье главного инженера.
То ли Романовский исчерпал весь свой запас красноречия, то ли присутствие девушки заставило его воздержаться от дальнейшего перечисления всех родственников корабельного оборудования на «Данко» в седьмом колене и их интимных связях друг с другом, но практически весь путь до инженерного отсека борт-инженер провёл в молчании, только шёл быстро, дышал тяжело, ожидая, пока девушка поднимется по лестнице, да зенками вращал в приступе лёгкой паники, не переходящей в открытую. Единственное, ответил коротко и глухо на вопрос Майи про сигнал бедствия:
- Первым делом, - и это было всё, что он сказал по этому поводу.
То, что на планшете значок связи был перечёркнут крестиком, означало лишь отсутствие постоянного стабильного сигнала. Однако, мощные корабельные антенны могли транслировать сигнал прямо в открытый космос, зная нужное направление, и через какое-то время - от нескольких часов до нескольких суток - он дойдёт до Земли. Всё зависит от расстояния, а оно было не маленьким.
- До медотсека добежать не успеете. Садитесь сюда, - велел Романовский, уже когда они оказались рядом с трясущимся Иваном в инженерном отсеке, и указал доктору на одно из двух свободных кресел, сам тяжело опустился во второе и принялся застёгивать ремни безопасности.
Ванька испуганно смотрел на них, уже пристёгнутый в кресле, прижимал к себе толстого кота и часто моргал. А затем, когда до столкновения осталось меньше полминуты, поднял глаза к потолку и, весь бледный, беззвучно зашевелил посиневшими губами, принявшись креститься одной рукой. Вторая была занята котом.
Страшно было не только им. Страх испытывали все в звездолёте - кроме этого кота, пожалуй. Бегемот даже не осознавал, какая опасность надвигается. Или, вернее, затягивает корабль. Было страшно, наверное, и искину - по-своему, по-программному, ведь программа должна была понимать, что через минуту её существование прервётся так же легко, как обрывается нить хрупкой человеческой жизни.
Страшно было майору Кырымжану, сидевшему в своём кабинете одному-одинёшеньку, в компании многочисленных экранов, мониторящих различные жизненно важные отсеки на «Данко».
Страшно было сержанту Громову и рядовому Стругачёву, занявшими свои места сообразно чрезвычайной ситуации, и тоже поодиночке. Лёха - молодец такой - в этот раз даже не забыл пристегнуться.
Страшно было каждому в командной рубке. Кто-то, как первый пилот Ромашкин и капитан Чижик, пристегнувшись в кресле, попытался расслабиться и закрыть глаза. Другие, вроде научного офицера Михалкова и штурмана Шмидта, напряжённо вглядывались в обзорный экран, ожидая столкновения с Бездной. И лишь второй пилот Бережной смотрел на это дело спокойно и несколько устало. Ему, прожившему на этом свете дольше остальных - и прожившему большую и насыщенную событиями жизнь, - ему было не страшно умирать. Но и ему тоже было страшно... за всех остальных, особенно за «молодёжь», как он называл Светлову и Стругачёва.
В эти минуты не только Майя посетила тёмную пещеру, заполненную чадящим и удушающим дымом из оставленной рыцарями шашки. Таких людей, кроме неё, было двое. Особенно живо всё это видел Алёша...
И думали Стругачёв с Фёдором Михайловичем в это время об одном. Об их несостоявшемся разговоре. И просили друг у друга прощения за то, в чём не были виноваты.
Чижик ещё и про Майю думал. Тепло думал, мысленно улыбаясь, вспоминая прожитые почти сутки на одном корабле, совместные чаепития, долгие разговоры, неожиданные признания. И про друга Генку. И об остальном экипаже...
Но было страшно...
По мере приближения к чёрной дыре скорость нарастала. Ничто не могло предотвратить надвигающуюся катастрофу!
Наконец, «Данко» сотряс мощный взрыв, и Майя потеряла сознание...
* * *
Сознание медленно возвращалось к капитану. Первое, что он понял: на мостике ничего не изменилось. Гудели приборы, мерцали экраны терминалов, исправно горел свет, с подачей воздуха также не было проблем и был слышен тихий шум кондиционера.
- Данко, отчёт о повреждениях, - хрипло произнёс Чижик, тыльной стороной ладони утирая выступившие на лбу капельки холодного пота.
- Все системы функционируют исправно, кроме маршевых двигателей, - спокойно, как ни в чём не бывало, ответил искин. - Они перегрелись и взорвался основной реактор. Аварийный реактор в порядке, но требуется ремонт и переподключение двигателей. Корабль дрейфует в открытом космосе на остаточном ускорении.
- А экипаж?..
- Зафиксирована кратковременная потеря сознания у всего экипажа, но показатели здоровья в норме, - бесстрастно отозвался Данко, имевший возможность через датчики в креслах отслеживать состояние сидящих в них людей. - За исключением не опасного ожога у борт-инженера Романовского, полученного до столкновения.
С облегчением выдохнув, Фёдор Михайлович оглядел приходящих в себя навигаторов и старпома и потянулся к кнопке переговорного устройства.
- Инженерный отсек, как у вас там? - глухо и не по протоколу спросил он.
Это было первое, что услышала приходящая в сознание Майя. Первое - после стука клавиш и шума кресел. Романовский и его помощник очухались чуть раньше и уже работали. Вернее, работал главный инженер, Ванька же безуспешно пытался достать забившегося в угол под стол с оборудованием Бегемота.
- Поздравляю, капитан, мы все родились в рубашке, - сдержанно ответил Романовский голосу Чижика. - Как ни странно, ничего не сломалось, кроме этих чёртовых двигателей. Но я этого ждал. Перегрев, всё понятно...
- Слишком много слов, Юрий Александрович, - Майя хоть и не видела лица капитана, но могла догадаться, что он кривится, как от головной боли.
- Понял, виноват, - буркнул инженер. - Судя по показаниям приборов, аварийный реактор удастся запустить не раньше, чем через полчаса. Иду чинить.
Он отстегнулся и поднялся с кресла, оглянулся на девушку.
- Майя Юрьевна, вы в норме? - и неожиданно усмехнулся. - Со вторым рождением вас.
- Майя?.. - долетело из переговорного устройства. - Светлова, ты что там делаешь? А, ожог... Ну, ты как?
В голосе бывшего учителя слышалось искреннее беспокойство. А из рации где-то на фоне донеслись радостные возгласы старпома и Бережного.
Они. Будут. Жить.