После продолжительной борьбы с Майе-Светловским креслом-мешком изрядно уставший Лёха кое-как на него всё же взгромоздился и застыл в противоестественной позе, передыхивая между очередными попытками оседлать непокорного скакуна. Перед этим Стругачёв смешно повозмущался по поводу Майкиных поползновений ногой в сторону кресла, из-за чего он раз или два с него свалился, когда «уже надёжно оседлал его, зуб даю».
- Слушай, Светлова... а может, не надо? - устало выдохнул он, когда с вытаращенными глазами выслушал её сумасшедшую идею по занятиям экстремальными видами спорта в коридорах и на лестницах звездолёта. - Ты ж убьёшься нафиг! А если и нет, то шуму наделаешь столько, что нас уж точно тогда в карцер посадят. Я боюсь, Светлова. Я не трус, но я боюсь, когда кто-нибудь, кроме меня, делает такие штуки. Мне-то оно простительно, батя мне сызмальства говорил, что я с головой не дружу, а тебе такого нельзя делать, - покачал он головой. - Ты же доктор. А если навернёшься? Кто тебя лечить будет?
Стругачёв закатил глаза и съехал по креслу на пол, развалившись рядом с девушкой.
- В жизни бы не подумал, что буду отговаривать кого-то делать опасные трюки... Но, если тебе моё мнение нафиг не нужно и ты всё равно это сделаешь, тогда пусть будут лыжи. На лыжах по кораблю - это верх крутости! На роликах-то каждый могёт - я вот сам мог бы попробовать. А на лыжах... - тут парень вскинулся и привстал на локте, воодушевлённо глядя на Майю. - Слу-ушай! А давай ты на лыжах, а я на роликах. Только это... научишь меня на них кататься? А то я ни разу. Но на коньках умею, - покивал он, - думаю, ролики - те же коньки, только колёса вместо лезвий.
Кажется, теперь уже рядовой Стругачёв забыл, что пять секунд назад пытался отговорить Майю от этой опасной и экстремальной затеи, грозящей суровым выговором от начальства, если только затея эта придётся начальству не по нраву. Теперь сам Алексей горел желанием проехаться по коридорам «Данко» на роликах - ведь это же крутотень!
- А твои ролики мне подойдут? Ну, на мой ботинок их можно как-то присобачить? - слегка схлынуло воодушевление, когда парень вспомнил, что ролики - вроде как составная часть специальной обуви. Размерчики-то у них со Светловой совершенно различались, нога у Лёхи была намного больше. Вот если открутить ролики от обуви да переставить... - А разрешения спросить надо, - кивнул Стругачёв. - Чтобы можно было потом с чистой совестью сказать: «ну вы же сами разрешили, Фёдор Михалыч»... то есть, это, «капитан»! Непременно спросим. Хотя мне почему-то кажется, он будет против, - скривился рыжик. - Скажет, небось, для занятий спортом на корабле есть специально отведённые помещения. И пиши пропало твоей идее. Э-эх...
Разговор перетёк на более серьёзные и жизненные темы, животрепещущие в сердцах наших юных героев. Безопасник поднял руку, двумя пальцами показывая, будто зажимает в них что-то минипусенькое.
- Ну... немно-ожечко, - ответил он на вопрос девушки насчёт заметности её чувств к капитану Чижику. Значит, показывал это самое «немножечко». - Ты ведь сама ему признавалась, ёлки-палки. Ну, я и подумал, что это может быть правдой. Хотя всё равно удивила. Он же уже старый. Ну, для тебя, - бесцеремонно высказал своё мнение Алексей Кирович. И кажется, он даже немного расстроился. То ли оттого, что у Майи так всё неудачно складывалось в личной жизни, то ли потому, что она ему самому нравилась, а тут такое признание. Хотя не сказать, что Лёха прямо скис - просто слегка огорчённым выглядел. Никуда не делся его горящий безумным огоньком взгляд и умеющие часто улыбаться в оптимизме губы. - Хотя, какая там между вами разница? Это сейчас она заметна, а лет через десять всё будет по-другому. Ну ты смотри, я в этих вещах не секу. У меня самого оно как-то не очень, так что...
Стругачёв тихо вздохнул и замолчал, решив не бередить старые раны и продолжать развитие не самой удобной, да и не самой интересной ему темы. Это девчонки любят всякие шуры-муры обсасывать, а ему, очумелому парню-безопаснику с бластером на поясе, ролики да лыжи подавай, чтобы по звездолёту в них бегать, значит. Это ж куда увлекательнее всякой романтической ерундистики!
К счастью, и Светлова так считала, раз не стала эту тему развивать, а заговорила про мужские организмы данкийцев, состояшие из сердца и соединённого с ним желудка. То бишь, про то, что путь к сердцу данкийца лежит через желудок. И тут Стругачёву возразить было нечего. Он и сам по жизни старался держаться тех мест, где хорошо и вкусно кормят. Так что вполне был способен понять Майкины души порывы, мечтаний устремленья насчёт сближения с экипажем «Данко» через готовку всякой вкуснотищи для вечно голодных мужиков.
- Хитрый план, - заценил изобретательность подруги Лёха, показав ей значительно свой большой палец и кивнув с понимающей усмешечкой. - Хочешь влюбить в себя на этом корабле всех и каждого, Светлова? Дерзай! У тебя есть отличный шанс. Ты вообще классная же. Думаю, ты и майору понравишься, когда он узнает тебя поближе, а особенно если ты подойдёшь к нему со своими ананасами. Ну, которые в лапше, - для Стругачёва не было особой разницы между лапшой, вермишелью, макаронами и спагетти, оно всё, по его глубокому убеждению, было хлебобублочными изделиями и имело один и тот же лапшовый вкус. Другое дело, под каким соусом, с каким мясом и какими приправами эта лапша на стол подавалась.
Парень уставился на злободневную открытку, которая прилагалась к синей ироанской орхидее, сейчас тихо-мирно стоявшей на столе в своём горшочке. Она уже девять лет знала свою хозяйку и поэтому ничему не удивлялась. Вместе прошли сквозь огонь, воду и медные трубы же!
- А чё, тебе там признание кто-то написал? - полюбопытствовал безопасник, кивнув на открытку. - Не успела появиться на корабле, как уже поклонники появились? Ну ты шустрая, Светлова. И впрямь Молния! - уважительно потянул он с шутливой ухмылочкой. - Одобряю и благословляю твой план. Надеюсь, моё сердце тоже входит в твоё расписание и мне тоже достанется порция твоих макарон с ананасами. Уж больно люблю я ананасы, знаешь ли. Они классные, - рыжик даже облизнулся, - сочные и очень полезные, в них много витаминов. Ну, ты доктор - ты знаешь.
Раскрасился яркими удовольственными красками рядовой Алексей Кирович от похвалы старлея Светловой. Приятно же, ёлы-палы, когда девушки хренеют от мужских умений. А главное, он ведь и прихвастнул совсем немного - пилотом он был, может, не первоклассным, но вполне себе годным, иначе бы его в этот полёт и не взяли, и первого пилота Ромашкина запросто мог подменить, без шуток и лишнего бахвальства. Пожалуй, эта похвала подействовала на Стругачёва успокаивающе, так как последующие комплименты и эпитеты в адрес Фотона он воспринял уже более-менее снисходительно. Мол, мы и сами не лыком шиты, что нам тот ваш Ромашкин. Видели мы его с высоты космического истребителя. Он всего-то пилот звездолёта, а Стругачёв любую летающую машину поднять может. Ха! Как два пальца об асфальт!
- Ну ладно, ладно, погляжу я на твоего третьего мушкетёра, милого и стеснительного, - захмыкал рыжик чуть ли не презрительно, не понимая, как какой-то парень милотой и стеснительностью мог очаровать такую боевую и задорную девушку, как Майя. И не смог не прихвастнуть малость. - Он-то, небось, на истребках не летал ни в жизни, так что нам будет о чём с ним перетереть, - усмехнулся Лёха радостно.
На заговорившую о себе как о белой и пушистой, послушной и покладистой Светлову рыжик смотрел с ехидцеватой улыбочкой, понимая, что оно мало соответствует действительности. Здравомыслящие люди в первые же часы по прибытии на место службы замки на дверях не ломают, даже на своих дверях. И не предлагают носиться по казённому кораблю на лыжах или роликах как угорелые. Но Светлова сейчас выглядела такой по-домашнему уютной и милой, что ничего не сказал на это Стругачёв, дав девушке возможность сполна себя расхвалить.
А потом они услышали голос неизвестного шутника...
- Ты это, только не психуй, - шикнул Стругачёв, узрев, как Майка схватила один из своих кубков, не самый большой, но всё равно с виду достаточно внушительный, чтобы им можно было покалечить или даже прибить человека, по голове шандарахнув. - Может, нам показалось. Майя, стой...
Не успел он её остановить, как она уже резко дверь распахнула после предупредительного выкрика и, вооружённая увесистым наградным кубком, высунулась наружу. Лёха сразу же следом выскочил.
И увидели эти двое заговорщиков присевшего на корточки перед дверью напротив - той самой, с раздолбанным ими замком, которая вела в каюту капитана Чижика - мужчину в годах, с отменной здоровой причёской, уже седеющей на висках, но выглядящего бодрячком и свежачком. Спартаку Валерьевичу Бережному - а это был он, Майка сразу узнала его лицо по фотографии с медкарточки - было уже пятьдесят пять, но был он покруче многих молодых. Поддерживал себя в отличной физической форме, качался, и было заметно даже под рукавами лётного комбинезона, как выступают его мышцы. Бицуха у мужика была что надо, позавидовали бы бодибилдеры. Второй пилот и технический специалист, ассистентами которого обязал быть Майю с Лёхой капитан Чижик, сосредоточенно ковырялся в электронном замке отвёрткой, а под правой рукой у него стоял внушительный железный ящичек с инструментами.
От своей работы ему пришлось отвлечься, когда дверь напротив раскрылась и оттуда вышла сердитая девушка с тяжёлым кубком наперевес, а за ней показался рыжий паренёк с бластером в кобуре. Только вот руку зачем-то на пояс положил - для внушительности, видимо, чтобы устрашить неизвестного шутника, подделывающего голос корабельного робота из их не очень далёкого детства.
- О, работнички явились, - оглянувшись, заметил Бережной знакомым до умопомрачения Робиковским голосом. Ну, только живым, не таким скрипучим и не механическим, отдающим разноцветными интонациями. Такой голос мог быть у Робби, будь он человеком. - Светлова и Стругачёв? Ну, давайте знакомиться, - мужчина поднялся и повернулся к ним. - Бережной Спартак Валерьевич, старший сержант ВКС, второй пилот и технический специалист на «Данко», - он протянул руку Майе и усмехнулся тепло и добродушно. У Спартака было очень доброе лицо, и когда он улыбался, вокруг рта образовывались морщинки. Должно быть, он часто улыбался.
- Это что... - Стругачёв показал на Бережного пальцем, выглядел рыжик весьма удивлённым, - какой-то речевой аппарат? У вас голос похож...
- На корабельного робота-слугу, верно? - ещё шире улыбнулся Бережной и спародировал Робика, придав своему удивительному голосу ещё больше знакомых интонаций, где казалось, что каждый слог звучит по отдельности. - Но я не робот, не волнуйтесь.
Тихо рассмеявшись, мужчина покачал головой.
- Ох-ох, не берите в голову, - сказал он по-простому, уже без подражания роботу, но всё ещё голосом Робби. - Ваш Робик говорит моим голосом. Его использовали для речевого синтезатора некоторых устаревших моделей.
Всё ещё держа правую руку протянутой для рукопожатия, левой - с зажатой в ней отвёрткой - Спартак показал на кубок, который держала доктор Светлова.
- Стесняюсь спросить, а это вам для чего?
- Ай! Майка! То есть, это... Светлова! - вдруг резко выпалил Стругачёв, отдёрнувшись в сторону и испуганно прижавшись к стене. Он показывал дрожащей рукой куда-то вдаль по коридору, в сторону лестницы, другой похлопывая Майю по плечу. - П-погляди туда. Скажи, ч-что ты видишь?..
Там, шагах в тридцати от уютной компании, собравшейся в коридоре жилого отсека для офицерского состава, у стеночки сидел толстый, серый в полоску, котяра, облизывал свою лапу и умывал ею свою недовольную морду. Заметив привлечённое к нему внимание, кот презрительно поглядел на рядового Стругачёва зелёными глазищами, облизнулся и продолжил как ни в чём не бывало умываться. Ему не было дела до этих двуногих, если не считать простого кошачьего любопытства по поводу шума в коридоре.
А как же - надо же проверить, всё ли в порядке на принадлежащем Моте звездолёте. И заодно почистить пёрышки после сытного обеда.