Голотелевизора в каюте и правда не нашлось. Вероятно, Фёдору Михайловичу его заменял ноутбук, хоть это была и не та модель, в которые обычно встраивают голопроектор. Голографические ноутбуки, или в разговорной речи голобуки - штука дюже дорогая. Впрочем, капитаны звездолётов, наверное, могут себе позволить такую роскошь. Но то обычные капитаны, а не бывшие учителя Чижики, привыкшие, должно быть, к скромному и аскетичному образу жизни. По интерьеру его каюты можно было это понять, спокойному и умиротворённому, лишённому всяческих крикливых излишеств. Если бы не портрет на стене, табличка на двери и подсказка искина, то даже не понять, кому могла бы принадлежать эта каюта.
- Да я в порядке, ты чего? - поняв, что Майка пытается его поддержать, герой Стругачёв сразу вскинулся, распрямился даже, лицо разгладилось и поспокойнело чуток. Стыдно ему стало, что Светловой приходится его, оболтуса, утешать и приободрять. Его! Неунывающего оптимиста Лёху Стругачёва! Да ещё в бок дружески толкнула, тоже в знак поддержки. Прямо неловко стало как-то. - Чего-чего? Какие ещё секреты гиппопотама? Светлова, спокойно, дыши глубже. Мы на звездолёте, а не в зоопарке. Никаких гиппопотамов здесь нет. Вот Чижик есть, да, но не тот, что на деревьях по веточкам скачет и чирикает... гм... - Лёха замолчал, представляя себе скачущего по веткам и чирикающего Фёдора Михайловича. Невольно лыба поползла от уха до уха. Парень тряхнул рыжей головой, прогоняя прочь непрошеные мысли, потёр переносицу, тихо хрюкнул. - Короче, не зря ты меня ругала. Мне ведь тоже зоопарк всякий мерещится. Послышалось, будто кошка мяукает. Ну, я того... пошёл её искать, а там Чужой нарисовался... Спокойно, Майя... Юрьевна! Исключительно в моём воображении нарисовался. Но так живо, что мурашки по спине. Вот я и попутал двери местами. Твоя-то каюта напротив капитанской. Так что, это моя вина. Прости меня, Светлова, воображала я редкостный, - похлопал он её по плечу.
Некоторое время он с любопытством изучал девушку на портрете, улыбавшуюся чуть не высадившим дверь гостям каюты вместе с её хозяином. Стругачёв задумчиво почесал в голове, похмыкал, кобуру с бластером зачем-то поправил, пояс потуже затянул будто.
- Да не женат он вроде, - явно следуя своим мыслям, заметил юноша. - Хотя, может, был... А может, это его сестра? Но вроде не похожи.
Лица на портрете и впрямь нисколечко не походили друг на друга, чтобы заподозрить их в родстве.
- Или родственница какая-то, - тем не менее продолжал размышлять Алексей. - Стал бы он хранить фотографию своей бывшей столько лет? Он же не романтик, ёлы-палы, чтобы подозревать его в «единственной любви на всю оставшуюся жизнь», - пафосно изрёк парень, поведя в воздухе рукой в не менее пафосном жесте. И вдруг нахмурился. - А ты родинку заметила? Глянь, какая она большая. На лицо смотришь - и первым делом родинку видишь. И думаешь, что это не родинка на лице, а лицо у неё на родинке.
Непонятно, что этими неуважительными словами в адрес неизвестной девушки хотел сказать Стругачёв, однако он явно и сильно преувеличивал. Родинка ничуть не портила внешности этой юной дамы. В эпоху королей и императоров дамы любили украшать лицо подобными накладными родинками-мушками. А тут - настоящая. Прямо как бородка Кырымжана - произведение искусства. Вот только бородку майор выстригал сам (ну, или пользовался услугами гениального брадобрея), а родинка сама по себе такая уродилась. От природы.
- Предлагаешь правду-матку рубить? - недовольно зафырчал Алёша, выслушав Майкины страхи. - Что, так и скажешь ему: Стругачёву Чужой привиделся, и бравый безопасник решил, что в капитанской каюте безопаснее будет? Не, если по чесноку, мне тоже не хочется Фёдору Михалычу врать. Но моё объяснение звучит как форменный бред. Да меня же на карантин посадят как психбольного. Эх... - вздохнул парень и потупился, пол каюты взглядом своим встревоженным прожигая. Плечом неоднозначно дёрнул. - Поступай как знаешь. А я тебя поддержу. Зря, что ли, столько лет за соседними партами сидели...
Он помог Майе подняться, будто бы опасался, что не устоит девушка на ногах нетвёрдых. К счастью, обошлось без последующих падений и головокружений. Небольшая передышка помогла восстановить если не душевное, то хотя бы телесное равновесие.
- Пойдём, - кивнул Стругачёв, взявшись за её запястье, и направился медленно к двери, пошатываясь даже немного на нервной почве. - Всё нормально будет. Серёге всё расскажем как есть. Меня он не любит, но тебя должен пожалеть. Он же у нас этот самый... тьфу ты, слово вылетело из головы... ну, типа дон жуана, короче. Любит перед девушками красоваться. Так что тебя он выручит. Пусть лучше на меня, дурака, все камни летят.
В коридоре он отпустил Майкину руку и вздохнул.
- Ну, я здесь его подожду. Иди давай, - показал глазами на дверь напротив с правильной надписью на табличке. - Хоть бы открылась, а то вторую дверь я ломать не буду, - покачал он вредно головой.
Едва Светлова приложила палец к нужному месту на дактилосенсоре, как красная лампочка на замке сменилась на зелёную, замок щёлкнул и дверь открылась. Не отодвинулась пафосно внутрь стены, как то бывает на некоторых кораблях, а как самая обычная дверь на петлях. Вот только петель не было, их заменял механизм, подключенный к электронному замку. Хотя и вручную можно было открыть при необходимости.
Глазам старшего лейтенанта доктора Светловой М.Ю. предстала её собственная, родная каюта, в которой она не бывала ни разу, но обставленная исключительно по её указаниям. Каждая вещь здесь была на своём уникальном месте. Все её награды, кубки, плакат в полный рост... Голотелек и прочие удобства цивилизации... На секунду показалось даже, будто Майя и не улетала с Земли, а пришла к себе домой, вернулась после долгого и напряжённого трудового дня.
- Ого, сколько здесь всего, - уважительно заметил Лёха, не удержавшийся от любопытства и всунувший свою голову в дверной проём следом за девушкой. Он обвёл помещение восхищённым взглядом и присвистнул. - Крутая ты, Светлова... А вон, смотри, и твоя орхидея. Я с ней уже в лифте познакомился.
И то верно. Единственное, что выбивалось из идеального порядка, придуманного и продуманного хозяйкой каюты, это была стоящая на столе синяя ироанская орхидея в горшке. Ей здесь было не место, но кто-то её сюда принёс, притащил из лифта и заботливо поставил на стол, не помяв ни одного цветочка и листика. А на одном из листиков стояла буквой Л, прижимаясь к стеблю растения, бумажка, половинка тетрадного листика в клеточку, явно чья-то записка. На ней было даже надписано синими чернилами от руки: «Ув. М.Ю.».