Говоря по правде, белая и большая, круглая кнопка-то, выгодно выделявшаяся контурами своими в стене чуть более тёмного оттенка металла, чем она сама, эта несчастная кнопка была совершенно ни при чём. К счастью, от мощного бодрого хлопка капитана она нисколько не пострадала, лишь испуганно вжалась в стену, послушно выполняя свою работу, к которой её приговорил Фёдор Михайлович в добровольно-принудительном порядке, и вызывая людям лифт к выходному отсеку, или, как его ещё по-доброму называли космолётчики, к «выпускающей кишке», было и более злое название, но о нём мы умолчим. Бедная кнопка стала случайной жертвой разбередившихся мыслей капитана Чижика, и бил он её вовсе не со спортивной злостью бывалого охотника за рыжими вредителями, а исключительно потому, что ворох мыслей в голове не помещался и эмоциям требовался выход наружу. Он бы сейчас и гопак сплясал, ей-богу, чтобы выплеснуть переизбыток эмоций. А всё потому, что встреча с бывшей ученицей, с которой была пережита одна крайне неприятная история, очень уж разволновала всегда такого спокойного и уравновешенного человека, каким его знала Майя Светлова и её одноклассники.
Внешне это проявилось не только и не столько в таких вот всплесках эмоций, напугавших бедную кнопку и вызвавших удивление у девушки, сколько в излишней говорливости не очень-то любившего говорить про себя Фёдора Михайловича. Чижик мог разговаривать много и долго, но обычно это сводилось к беседам на определённые темы, обсуждениям каких-то рабочих или будничных моментов, и его словоохотливость никогда на Майкиной памяти не сворачивала на тему его прошлого, личного опыта, переживаний юношеских и детских. Для своих учеников он был Личностью без личности - этаким человеком без прошлого, но с ярко выраженным настоящим. Характерным педагогом, о котором не нужно знать ничего более, кроме самого факта его существования. Хотя девочки - о да, они пытались что-то узнать о нём. Но получалось мало. Родился на Фобосе, детство провёл на Марсе, учился на Земле... А что личность? Тайна за семью печатями. Но не женат и знакомств, которые могли бы говорить о том, что будет женат, замечено не было. Естественно, что о нём могли слагать легенды, и не всегда эти истории красили его с лучшей стороны. Порой такие глупости выдумывали...
И вот, здесь и сейчас, замурованная демонами в лифте, Майя Светлова узнавала своего вымышленного героя с новой стороны. Он оказался Личностью с прошлым, и это прошлое было не лучше, чем у любого другого взрослого человека, взрослого мужчины. Картина из воображения рушилась на глазах. Печати срывались одна за другой, чтобы явить очам, скрытым под безжизненным стеклом солнцезащитных очков, истинную тайну её героя... которая заключалась в том, что был он не героем, а обычным человеком, со своими достоинствами и недостатками тоже.
Зачем же он раскрылся ей и сорвал с себя ореол загадочности, так нравившийся в нём Майе? Скорее всего, он увидел в ней взрослого человека, перед которым можно побыть самим собой, не заботясь о том, что должен служить примером для подражания. С которым можно поделиться наболевшими историями из прошлого. По правде, Светлова ведь сама начала эти откровения, от души потчуя бывшего учителя правдивыми рассказами о том, как ей у него училось, и признавалась в таких вещах, что, не будь за Чижиком-то у самого рыльце в пушку, ему бы её профессиональная медицинская помощь понадобилась бы прямо на месте.
- Ох, Светлова... - схватился бы он за сердце, лиловый чемодан по пути к лифту уронив. - Что же ты делала? Как ты могла? Я же к вам со всей душой, со всеми своими знаниями педагогическими, а ты... ты надо мной издевалась... ты пузыри из жвачек выдувала!.. Ох, сердце... сердце... я этого не переживу...
А вообще, сердечников в космос не берут.
Её папа поступил бы так же. Опять она в пример приводила своего отца. Собственно, бедная кнопка от этого незаслуженно и пострадала, когда Майя предложила Фёдору Михайловичу поступить точно так же, как её отец. Она сравнила Чижика со Светловым, и Чижику это сравнение не понравилось. Не то чтобы от одного упоминания знаменитого капитана, метящего в адмиралы, у него начинался сразу нервный тик, но попытка поставить Юрия Светлова в пример того, как нужно поступать ему, Фёдору Чижику, категорически не понравилась молодому капитану, ни в какие адмиралы пока не метящему и в большую политику нос не кажущему. Тут поводов для волнений и так предостаточно, чтобы ему показывали кино с главным героем-карьеристом, восхищались им и советовали поступать точно так же.
Чижик промолчал, не став этого говорить Майе по ряду причин. Причин уважительных, а не выдуманных с целью оправдать своё молчание. Во-первых, он не хотел плохо отзываться об отце девушки, особенно после того, как они с ней смогли поладить, и едва начавшиеся - или продолжившиеся спустя годы разлуки - добрые отношения никак нельзя было рушить неосторожным словом. Во-вторых, он и в самом деле считал своё мнение о Светлове достаточно субъективным, вполне возможно, даже предвзятым, чтобы не навязывать его окружающим, и уж тем более незачем о нём говорить дочери капитана. В-третьих, и это тоже было важно, здесь на корабле повсюду камеры, установленные Службой Безопасности, и такие вещи лучше не говорить вслух. Да их мог прямо сейчас слышать Майин отец, если бы захотел посмотреть, как там встречают его дочь.
Говорить с Майей не стал. Поговорил с кнопкой вызова лифта. После чего с каменным лицом выслушал похвалу. «Мой папа поступил бы так же, капитан...» И что, ему теперь возвращать этого человека на корабль? Но его место уже занято. Да и плохой это человек, с чёрствой и мелочной душонкой, сам ввысь по карьерной лестнице стремящийся, но не слишком удачно, то и дело спотыкаясь, а оттого завидующий тем, кто успел большего добиться. Так что, проглотил эту похвалу Фёдор Михайлович как горькую пилюлю. Проглотил, не поморщившись и слова не сказав. И смотрел на своё холодное отражение в зеркальных стёклах очков старшего лейтенанта, думая о том, что надо бы следить за своим языком в разговоре с этой девушкой. Не ровен час, проговорится о своём отношении к её папе...
Не уследил за языком-то. Правда, о другом проговорился. О Страшной Тайне из своего ученического прошлого. Рассказал про проступок, который мог поставить его карьеру и место в училище под большой вопрос тогда. Сейчас-то уже ему ничего за это не сделают, дело прошлое. Однако стыдно-то как перед Светловой! Хороший у них был учитель. Вот прямо-таки пример для подражания. Бери и пей, и про закусь не забудь.
- Спасибо, Светлова, - сдержанно и грустно улыбнулся он, когда девушка пообещала хранить врачебную тайну даже под пытками повелителя зла, - ты настоящий друг.
Хоть необходимости в этом особой-то не было, экипажу лучше не знать, меньше разговоров, шуточек да кривотолков будет. Подхватив ручку чемодана, капитан Чижик таким же бодрым шагом двинулся следом за Майей. Повернув направо, впереди она увидела конец коридора, упирающийся в большую дверь с табличкой «Медицинский отсек». Если же от лифта повернуть налево, то коридор заворачивал ещё куда-то в левую сторону.
- Ну, за горячую воду ты-то не беспокойся, - хмыкнул он, остановившись позади девушки. - У нас цивилизация, конец двадцать второго века, даже на звездолёты водопровод завезли. А уж в медотсеке это первая необходимость. Будет тебе и холодная, и горячая вода. Качественная, отфильтрованная, не то что из-под кранов в странах третьего мира течёт. Запасы воды ограничены, конечно, ведь мы в незнакомую часть Галактики отправляемся - кто знает, удастся ли там найти источники чистой воды. Но на три месяца нам её хватит с запасом, если не расходовать попусту в больших количествах. Плюс, в экстренном случае можем запросить доставку транспортом к окраинам Зельца. Но я верю, что мы найдём воду.
Тут капитан вспомнил кое-что, что его поначалу удивило в речи Майи.
- Погоди, ты сказала: орхидею оставить в лифте? - брови мужчины недоумённо поднялись вверх, а лицо приобрело то знакомое, немного глуповатое выражение, которое редко, но бывало у Чижика ещё на уроках, когда ученики придумывали особенно оригинальные и правдоподобные розыгрыши, вызывавшие его искреннее удивление. Ведь всё вроде же так логично складывалось до сих пор. Любимая девятилетняя орхидея, которая просто обязана стоять на любимом месте в любимом медкабинете доктора Светловой. И вдруг: оставить её в лифте. Пусть даже временно - это было как-то... парадоксально. Однако, понимание довольно быстро обозначилось на лице бывшего учителя. - Ты хочешь поставить её в своей каюте? Или в живом уголке?
Ну да, последнее особенно логично. Живое растение в живом уголке. Можно было сразу догадаться.
– Я не намерена бегать за горячей водой по всему кораблю, как распоследняя идиотка. Это нелогичная трата времени. Логично, чтобы мой чайник всегда находился рядом со мной. Да! Мой строгий Чайник Трезвомыслия!
Как много пафоса и пустого трёпа! Орхидею в лифт вот только, пожалуйста, не надо, взмолился Дятел, осторожно выглядывая из-за угла на вышедших из подъёмника капитана и доктора Светлову. Присев на одно колено, он с любопытством рассматривал девушку, жалея, что её верхняя половина лица сейчас скрыта очками, да и в целом, несмотря на всю узкость капитанской спины, он её предательски заслонял от любопытствующих глаз, вооружённых очками-визором с многократным увеличением картинки с минимальной потерей в качестве. Очки эти больше всего напоминали две тонкие прямоугольные мармеладины густого тёмно-жёлтого цвета, в белой пластиковой оправе с колёсиками-регуляторами и переключателями сбоку. Так что Раздолбайло очень хорошо и вблизи видел и спину Чижика, и лиловый чемодан в его руке, и частично хозяйку этого чемодана, а главное - ненавистную ироанскую орхидею в её руках. Ваня даже оскалился злобно, глядя на проклятый цветок.
И в этот момент, по всем законам подлости, ну, или если угодно, по законам жанра, на плечо второго борт-инженера опустилась сзади чья-то рука. Ваня слегка дёрнулся от неожиданности и быстро подался назад, но именно в это мгновение, когда парень сделал движение за угол, его заметила Майя, стоявшая лицом к Чижику, вышедшему из лифта, и соответственно к тому углу, за которым скрывался техник. Исчез он слишком быстро из поля зрения, чтобы девушка успела рассмотреть его лицо, но причёска а-ля волосы дыбом запомнилась ей ещё из медкарты. Это не мог быть ни кто иной, кроме Ивана Раздолбайло.
- Что-то интересное увидел? - очень тихо поинтересовался Фотон Ромашкин, дружелюбно улыбнувшись пойманному с поличным борт-инженеру. И показал на маску, скрывавшую нижнюю половину его лица. - А это зачем?
- Фух, это ты... - счастливо выдохнул Ванька, увидев перед собой не Романовского и не Чингизхана, а тихого и скромного парня с чудным, прямо-таки космическим именем Фотон. Техник держался за сердце и шептал. - Меня чуть инфаркт не хватил. Бросай уже привычку так подкрадываться к людям. Ходишь по кораблю, как призрак коммунизма... Это дыхательная маска, ваш кэп.
- За кем ты там подсматриваешь? - не обращая внимание на болтовню Ивана, пилот подался было вперёд, желая выглянуть из-за угла, но был остановлен товарищем.
- Тихо, там эта новенькая, наш доктор... и Чижик с ней, - предупредил он. - И у девчонки ироанская орхидея, а мне от них плохо.
- Иван, вам разве в школе не говорили, что за девочками подсматривать нехорошо? - улыбка Ромашкина стала шире, но оставалась такой же дружелюбной.
- Иди ты... - тихо фыркнул техник. - Сам, небось, пришёл на неё поглядеть.
- Не буду отрицать, - кивнул Фотон, - пришёл познакомиться и посмотреть на единственную девушку на корабле.
- На, посмотри, - Раздолбайло начал снимать визор, но пилот его остановил движением руки.
- Нет уж, я хорошо воспитан, в отличие от некоторых.
Фотон Ромашкин оправил безупречно выглаженную синюю форму пилота с эмблемой «Данко» на груди, выглянул наполовину из-за угла и помахал Майке, после чего показался целиком и неторопливо направился к ней и Чижику. Ванька же снова начал подсматривать, не догадываясь, что Светлова его попалила.