Когда Айна настигла крысиного короля, он уже сам понял, что далеко не уйти. Собака заливалась лаем, прыгая вокруг раскидистого дуба, на который взобрался злобный крыс. Видно его было издалека, по свечению посоха и фонаря, которые он уже не прятал. По колено в трясине Франческа, Василь и Вурон двигались к островку сухой земли, на котором растет дерево.
Скавен не намерен дожидаться, пока вы готовы будете выстрелить в него. Оскалившись, он бросает фонарь вниз, и тот разбивается о землю, разбрызгивая во все стороны языки колдовского пламени. Стало светло, но мутный зеленый туман, будто стая крыс, двинулся в вашу сторону, окутал удушливым пламенем. Айна, заскулив жалостно и истерично, рванула прочь, скрывшись в зеленоватой ночи. А перед вашими глазами замелькали вдруг образы, которые которые вы прячете в самом глубоком подвале своей души.
Франческа вдруг видит себя с окровавленным мечом в руке, а перед ней распростерты тела: отца, матери, старшего брата, младшего... Ингвара. С лезвия стекает кровь, а по душе липким холодным языком скользит осознание: это твоя рука, ярла, раз за разом опускалась, вонзая острие клинка в тела самых родных, самых любимых.
Василь, вот твоя родная станица, вот сгоревшая родная хата, вот на пороге лежит лицом вниз какая-то женщина. Подходить страшно. Ты знаешь, что это мать, узнаешь семейный орнамент на вышиванке. На теле сидят вороны, но они с громким карканьем поднимаются в воздух, когда мать шевелится. Выклеванные пустые глазницы смотрят на тебя: "Де ты був, коли мене вбивали, сынку?"
А Вурон идет по родному лесу, который хищно шевелится вокруг него. Священные рощи пожрала Лоза, Пруд Юных Дев превратился в черную маслянистую лужу, а изумрудная трава теперь серого-лилового цвета, и все норовит уцепиться за подошву сапогов. Вот он, Чертог Мудрейших, стены и свод которого сплетены из некогда живой лозы. Теперь это - шевелящееся гнездо щупалец и шипов. Вурона окружают знакомые лица, искаженные Лозой, пустые и безжизненные. В глазах их - запредельная пустота. Кольцо сжимается, деформированные руки тянутся к тому, кто ушел, чтобы спасти свое племя от этой напасти.