Пелагатти в сомнении посмотрел на Ташку, потом на окно. И тут загадки, что ж за утро такое! Походкой, от выпитого уже по-моряцки вальяжной, он пересек комнату и навис над девочкой значительно, придвинув морду к самому ее носу.
— Учти, пацан, вранье я чую за версту, — сообщил он, щедро обдав Ташку винными парами.
Права была бабуля: Ташку выдавали глаза. Но в остальном это был совершенный блеф, потому что никакого вранья Пелагатти чуять не умел. Зато еду чуял отлично. Он уловил что-то в воздухе, повел клювом, как гончая (если бы у нее был клюв)… и, тут же забыв про подозрительное Ташкино поведение, устремился к столу, где ароматно стыла вполне еще приличная горка пирожков. Ухватив парочку, коднар склевал их со скоростью сбесившегося дятла. И, не успев толком проглотить, тут же скривился:
— Волфебные.
Неизвестно, как Пелагатти отличал всамделишную еду от магической, но делал он это безошибочно, и магической еды не признавал. Расстроенный, он поспешно сунулся в холодильник и вынырнул оттуда с графином в лапе — ясное дело, для дезинфекции. В кухонном тепле стеклянный бочок сразу покрылся живописной испариной. А среди кубков и прочих фужеров, усеявших необыкновенный стол, нашлась, конечно, и подходящая стопочка.
Ахнув фронтовые сто, коднар сразу почувствовал себя лучше — даже уже совсем хорошо— и блаженно опустился на табурет, который как-то сам невзначай под него подвернулся. Эх, сейчас бы еще той килечки… Но никак, зараза, не вспоминается волшебное слово.
Поблуждав взглядом по комнате, Пелагаттти нечаянно сфокусировал его на Ташке. В голове грузно заворочалась какая-то мысль.
— Слушай-ка, пацан, — начал он с той неспешностью, которая еще не заплетающийся язык, но уже и не… уже не то…
Коднар понял, что замолчал на полуслове, и попытался еще раз.
— Пацан. Ты тут сегодня… ничего странного не видел? Ну, может, молния в мою комнату пролетала. Например.