Пока в коридоре кипели страсти, Пелагатти был занят своим расследованием. Оно, правда, быстро зашло в тупик. Не помог даже еще один глоток из заветной бутылочки. Дело запутанное: не только без пресловутых ста грамм не разберешься, но и с ними, как видно — тоже.
Идея, что Пелагатти мог, сам того не зная, быть каким-нибудь там великим волшебником, была маловероятна, но заманчива. Он даже на предмет шрама в виде молнии себя на всякий случай ощупал. В той области, которую у его мелкокалиберных собратьев стыдливо называют «бедрышком». Шрама, конечно, не обнаружилось — ожидаемо, а все-таки немного обидно. Какая версия пропадает!..
Пелагатти по влажному до сих пор полу прошлепал вглубь комнаты. В глубокой задумчивости он уселся прямо на ворох одеял, который гордо именовал постелью. (Здравый смысл подсказывает, что «постель» — это когда что-то «стелют», а не просто сваливают в кучу всё, что в комнате нашлось мягкого. Но у Пелагатти было свое мнение на этот счет.) Постель недавно пострадала от магической атаки, и кое-где еще дымилась, а прямо посередине ее зиял этакий мини-кратер. В нем-то коднар и устроился, почти слившись с нагоревшей сажей: в одной лапе бутыль, в другой — папироса. А в голове — недобрые мысли варятся.
Коднар так и подумал — «варятся». И в животе тут же заворчало, напоминая, что Пелагатти с самого утра не съел ни крошки (про выпитое умолчим). А уж позавтракать он любил плотно: еще и потому, что просыпался обычно к обеду, и приходилось «наверстывать» за оба раза.
И Пелагатти, неторопливо докурив, двинулся на кухню. На коридорную возню он подчеркнуто не обратил внимания. Во-первых, встречаться с новыми гостями не хотелось: должно быть, соседи набрались-таки смелости и пришли ругаться про потоп. Во-вторых, поблизости еще крутилась гнизга, и показываться ей на глаза коднар тоже пока не спешил.
На кухне Пелагатти застал Ташку, которая как раз отходила от окна, вся пунцовая. Звонкий чмок, прозвучавший за секунду до этого, коднар объяснить себе не смог. От природы редко испытывавший неловкость, сейчас он как-то даже стушевался.
— Ты… чего это? — спросил он настороженно.