Казалось, что грудь сдавило автомобильным прессом. Не было сил ни вздохнуть, ни крикнуть. Легкие словно рвались на куски.
Он не заметил, как выскользнул из руки мобильник. Не услышал, где он упал. И даже не почувствовал, как упал сам... Если бы только найти телефон! Если бы нажать на кнопку! У них же есть определитель? У них должен быть определитель, они должны отследить звонок, они должны приехать!!!
Отдаленно, будто сквозь толщу воды, слышал он крики, топот ног, визг тормозов, и понимал, что весь этот шум не из-за него. Сердце Георгия переполнилось ненавистью к людям. К Кате, которая решила устроить драму, к наблюдателям, для которых всего важнее в жизни - ШОУ. Которые ради зрелища отказываются видеть все остальное...
Всю кипевшую внутри злобу Гера вложил в усилие воли. Он смог оторвать руку, поджатую к к груди, смог пересилить эту адскую, невыносимую боль! Он слепо шарил вокруг, стремясь попасть по телефону. Но лишь бил, бил со всей силы, которую вкладывал в каждый новый удар от нестерпимой боли. Он чувствовал, что содрал до мяса ладонь, но все не останавливался, и продолжал снова и снова оставлять на тротуаре кровавый след...
Пока в груди еще раз что-то не взорвалось и рука сама собой поджалась обратно. Из горла Скуратова вырвался сдавленный хрип, в нос ударил неприятный запах.
"Неужели кому-то действительно хочется лежать в собственных крови и дерьме? Разве так "красиво" умирают?", - подумалось Гере. Он всхлипнул, не понимая, что плачет.
А потом по телу пробежала судорога и стало очень, очень страшно...