Просмотр сообщения в игре «Батарея»

      Но беспокойство Карла вскоре развеяла показавшаяся из дверей процессия. Людвиг шёл во главе. Он выглядел по-всегдашнему строго, с маниакальной опрятностью соблюдая привычную спартанскую сухость поведения. Но Бахман знал повадки майора, успев близко познакомиться с его личностью за те полтора года, что прошли с пополнения весной тысяча восемьсот девятого. И сейчас фон Вартенбург казался то ли взбешённым, то ли расстроенным: его взгляд метался, как коршун выискивая объект, на котором он мог бы справедливо сорвать гнев. Какая ирония: страшный секунд-майор был до смешного порядочен — даже его эмоции отмечала печать щепетильной честности. Если бы Карл поделился размышлениями с Вебером, Мика точно заметил бы с мерзенькой улыбочкой, что у майора имеются проблемы с дамским вниманием.

      Впрочем, вряд ли именно дамского внимания удостоился фон Вартенбург внутри комнат Пруммеля. Бритый Рудольф поспешно убрался с дороги перед грозно шагающим майором, и ни осталось ничего другого, кроме как последовать за ним. Позади всех обнаружился потерянный Хайнц, неуверенно прячущий в кармане шинели какие-то бумаги. На вопрос, что же случилось, юный гренадёр устало доложил:

      — Нашли золото, господин ефрейтор. Майор Пруммель убит. Он сидел за столом и разглядывал большой золотой лист. Перед смертью, в смысле. А господин Вартенбург его, то есть лист, рассмотрел да и швырнул в угол, — конец фразы Дитрих договорил благоразумным шёпотом.
      — Как же так? — прогудел Рудольф, пока вся вооружённая бригада спускалась обратно по тесной лестнице.
      — А вот так, — Клосс резко обернулся. — Померло его майорство, а золотишко его на х... хлеб никому не упало.
      — Майор был хороший человек... — неуверенно возразил бомбардир, вызвав сочувственный взгляд Дитриха.
      — Хорош об этом. Душу не травите.

      Дальнейшая беседа была бы прервана новым разделением: Людвиг твёрдо решил не продолжать обыск, пока врач не даст заключение относительно странных галлюцинаций (а ведь ему помнилось, что и Хайнц докладывал о чём-то нехорошем...). К тому же, когда девятеро из десяти офицеров мертвы, а десятый с великой вероятностью погиб в другом крыле казармы, поводов для спешки не оставалось. Майор собирался отправить Рудольфа и Хайнца в одну сторону, а Клосса и Вебера в другую, но его планы были прерваны неожиданно и, как оно случалось уже в который раз, тревожно.

      Со двора ахнул пистолетный выстрел. Тесный мрак крепостных стен с готовностью принял эхо в свои объятия, баюкая его, заставляя отдаваться множеством голосов. Вой ноябрьского ветра подхватил его, разнося над бескрайней чёрной водой вместе с вихрями жалящего снегопада и ледяной крошки. А за выстрелом последовал крик военного врача, в котором не слышалось ни одной ноты сохранившегося здравомыслия. Леопольд Крамм орал надрывно и истошно, срывая горло на девчачий визг:

      — На помощь! Помогите!

      Хлопнул мушкет, и заботливое эхо вновь взлетело над башнями проклятой батареи, басовито перекатываясь вместе с неутихающим воплем. В следующую секунду ставни офицерских квартир содрогнулись. Свет лиловой луны, лившийся в проём выбитой входной двери, закрыла тень, чей источник был невидим изнутри — возможно, очередная туча набежала на сбрендившее ночное светило. Арктический ветер взревел с удвоенной силой, хлестая камень и границ со всей силой арктического шторма. Таков был его напор, что пламя факелов в руках у Клосса и Рудольфа слетело с зажжённой пакли и погасло в один миг. Фонари остальных скрипуче закачались на переносных петлях, мороз охватил открытые лица. Крамм, а, судя по близкому звуку, он стрелял от угла блокгауза, где его и оставили, разрядил ещё чей-то мушкет. Его последний крик звал уже не на помощь.

      Он предупреждал о том, о чём никогда не расскажет мёртвый майор Пруммель, певший для Бахмана колыбельную песнь из далёкой страны Похъялы.