Лиловый свет и тревожил, и успокаивал. Дитриху казалось, что ещё чуть-чуть, и он услышит её голос, непохожий ни на какой другой в окружающем мире. Такая красивая, такая далёкая. Быть может, и тень оленьей головы, ползущая в небо, — её проявление? Голос доктора затих и исчез, оставляя Хайнца наедине с льющимся в уши едва различимым шёпотом и теми видениями, что он вызывал.
Дитрих ещё мгновение пытался бороться, хвататься за окружающий мир, но не смог найти опору. Виновата ли в том была собственная слабость или хороший удар по голове, выбивший из неё все правильные мысли и добрые воспоминания, кто знает. Даже злости не осталось. Дикий ужас, испытанный поначалу, сменился болезненным счастьем.
— Лоухи... — прошептал Дитрих, протягивая слабую руку в сторону сигнальной башни, и в его голосе плясали нотки восторга. — Лоухи, мий анъёль таа ни, Лоухи... Это ночь твоей луны...