— Фельдфебель Зельде, господин ефрейтор! — от неожиданности рядовой рявкнул не менее громко, тут же испуганно втянув голову в плечи. — Я хотел сказать, фельдфебель Зельде, господин ефрейтор. Наблюдаем пять фонарей у четвёртой батареи. Осмелюсь подумать, господин фельдфебель Зельде посчитал, что в такую ночь добра не жди, господин ефрейтор.
Одо Герцен усердно шмыгнул носом, жалобно намекая всем своим видом, что кому-нибудь очень нужно заменить его в карауле. Тем временем, казарма наполнялась шумом и скачущими по стенам огромными чёрными тенями. Пламя жирных свечей рвалось с фитилей в такт хлопающим полам шинелей, которые надевались на застёгиваемые на ходу мундиры. Ноги ныряли в составленные в изножьях ботинки, тёплые гетры ложились поверх не шибко внушительных зимних брюк, а стучащие в домино канониры наконец-то прекратили стучать и с насторожённым интересом пытались уловить масштаб суматохи.
— А что, — заметил грубый голос откуда-то из глубины казармы, — ночка и правда такая, что срать не вылезешь.
Ответом стал слитный хохот, в котором невозможно было определить преобладающий импульс: веселье от примитивной шутки или необъяснимую смесь из тревоги и азарта, ведь что-то — наконец-то — пошло не так.