Подумал Волкогон, помрачнел обратно и кивнул.
- Правда твоя, сударь. Спорить не могу.
И замолчал, вглядываясь в очертания полной луны в небе. Думал, кажется, как бы поступил сам на месте этого каменщика или этого варвара. Выходило, что человека вина тут тоже есть, и немалая, кажется. Трусость ли, глупость ли. Может, не пошёл к Гарресу после Глушки сдаваться, побоявшись, что его тут же, на месте, и прикончат, так чего тогда не в лес сразу? Надеялся, что не найдут да не повторится, или что просто не найдут? Вот насколько бы проще всё было, если бы убежал он сразу после первого своего убийства, а не после второго. Тогда бы и правда не за что его судить было, ежели бы в виде волка он возвращался, куда его Большая Гончая по лунной тропе вёл. Но тут не так. Эх, ну и болтайся он, лишь бы раньше сказал, кто его обратил.
Скрутил охотник правой рукой знак-оберег - кулак с большим пальцем, сжатым между средним и указательным - и выставил его в сторону луны, произнеся:
- Иди своей дорогой, Большая Гончая, нету тут твоей земли и твоей стаи больше.
Ушёл к тому времени Сокол-Охотник, обратно в небеса Мира Духов вернулся. Перья исчезли из шевелюры, а на лице были уже не очи хищной птицы, но глаза уставшего охотника, который, кажется ему, никогда не привыкнет и не поймёт, почему некоторые люди делают так, как делают.