Следопыт кинул взгляд на полуразрубленное тело твари, распадающееся в пыль, и на куражащегося вновь Шуко. На сей раз лишь усмехнулся одобрительно - тут-то понять можно было, какой боец хорошим ударом не похвастается.
- Хорош, чертяка, хорош, - сказал следопыт, подойдя и хлопнув Шуко по железному боку (до плеча было не дотянуться), - добро рубанул.
Сказал и отошёл от всех, чтобы найти стрелы свои, благо на серой земле красные перья виднелись ясно. Первая лежала тут же, а вот за второй пришлось идти, вымеряя каждый шаг, чтобы быть готовым, если вдруг из могильника вылезет что-то ещё. Но не дойдя до стрелы, он припал к земле и стал прислушиваться, покорный своему чутью, которое говорило, что что-то изменилось. А перемены его всегда заставляли напрягаться, ведь они бывали обычно к худшему. Сначала ничего не понял, стал оглядываться, прислушиваться, и смог-таки вычленить из окружения, расслышать из-за похвальбы Шуко и разговоров товарищей новый звук.
Где-то неподалеку жужжал кто-то. Большой, наверное, бронзовый майский жук, первая живая тварь за то время, когда ступили на мертвую землю. А живые твари хорошо порчу чуют, а этот залетел сюда. И, видать, ушла порча-то. Прислушался к себе следопыт - и правда, легче дышаться стало, когда безликая баба подохла, словно тень какая-то ушла и солнце выглянуло. Вслед за жуками сюда и прочие живые твари вернутся, и голая язва могильника, может быть, затянется травой и молодыми деревцами.
Встал Волкогон и улыбнулся тепло и даже как-то мечтательно. Осознал, что не ради охот и трофеев пришёл сюда, а ради как раз таких вот дел, когда мир благодаря тебе становится пусть и немного, но лучше. И вернулся с тем же выражением лица. И просто сказал товарищам:
- Спасибо. Хорошее дело сделали.