Послушав, что ему сказал служитель Эрастила, Хотен высказался в том смысле, что сам он ничего против компании жреца не имеет. Тем более, что он и так собирался разведать храм в следующий выход. Если тот за свою безопасность не трясется, готов к трудностям пути, который будет включать в себя разведку территорий, и согласен выполнять все требования лидера отряда, то есть его - Блудовичевские, то вольному-воля.
Гаресса он поблагодарил за исправную службу и ответил, что постарается просьбу командира гарнизона уважить, коли обстоятельства позволят. Впрочем, тот, скорее всего, и сам сможет поучаствовать в удовлетворении чувства мести - идти на Рогача наверняка придется всей ратью, включая и свежесобранное ополчение. Хотя, об этом пока говорить рановато. Наперво потребно будет разведать всё честь по чести, и составить толковый план.
Наконец, подошел к нему и угрюмый человек, назвавшийся Акиросом Исмортом. Выслушав интригующее вступление, Хотен смерил воина усталым взглядом. У него в голове промелькнул целый вихрь идей и предположений, из которого парень выхватывал кирпичики рационального, легшие в фундамент его измышлений.
А думал он так: раз человек заговорил на данную тему, значит, и вправду как-то связан с Рогачом. Либо провокатор, либо перебежчик. Если провокатор - значит, Рогач уже знает о том, что по его душу пришли из Рестова. Откуда бы? Крессла-то стараниями Волкогона до крепости не добралась... Впрочем, тут что угодно может быть. Разбойники нашли разграбленный лесной лагерь? Почему бы и нет. Следы боя Хотен сотоварищи не заметали, да и от погребального костра осталось преизрядное пепелище. После этого душегубы могли аккуратно дойти до Олега, увидеть - там гарнизон. И заслать прилично выглядящего человека на большую дорогу, чтобы разузнал подробнее, что и как. Опять же, не исключено, что у Рогача и в Рестове есть певчая птичка, что ему на все лады свистит. Так сразу и не скажешь.
Если же это перебежчик, то тут могут быть два варианта. Либо в крепости Рогача знают про землепроходцев-татевешателей, и незнакомец сбежал нарочно встретиться с ними, либо он ушел раньше, и только в остроге узнал, что на разбойного атамана ведется охота. И решил пособить правому делу. К чему требование поруки, что будет отпущен с миром? Очень просто - сам бандитствовал, и боится пойти на шибеницу, как того закон велит. Однако, и тут всякое возможно. То ли ему, как тому Саве, обрыдла стезя душегубская, и он мало того, что сам ушел от разбоя, так еще и совесть велела помочь правому делу, Рогача скрутить. Тогда ясно - человек не пропащий. А может, и наоборот - сам в крови по локоть, хочет на банду и свои грехи скинуть, а сам сухим из воды выйти. Как знать, может он вообще своих подельников обокрал, и хочет чужими руками концы обрубить? А может, он изгнанник?
Как тут угадаешь?
Молодой боярин вдругорядь внимательно пригляделся к Исморту. Бывалый. Тёртый. Не похоже, что трус. Потрёпан, но одет прилично, где-то даже богато. Из "бывших благородных"?
Версия о провокаторе как-то не вязалась с обликом мужчины. Да и незачем тогда было огород городить с обещанием миром отпустить. Проще было бы послать под видом перебежчика труса-балабола, изоражающего словесный понос. Больно тонкая игра для лесных разбойников.
Хотен поколебался, и все же взял за основу предположение о перебежчике. Оставалось понять, из каких соображений он предаёт своих подельников. Тут, конечно, надо было бы похитрить, потянуть информацию, понамекать... Но Хотен был, с одной стороны, слишком молод и неопытен в интриге, а с другой - слишком устал и подавлен. К тому же, несмотря ни на что, он ещё верил в лучшее в людях.
Откашлявшись, юноша заговорил:
- Ты знаешь Кресслу, господин Исморт? Конечно, ты знаешь Кресслу. Знал. Крессла мертва. Ей я тоже пообещал, что если она ответит на вопросы, то сможет уйти с миром. И отпустил её. Только один из моих людей без моего ведома догнал её, и прикончил. Потому что считал, что такая тварь не достойна жить на белом свете. Не думай, что я одобряю его поступок. И, уж конечно, не думай, что я таким образом намекаю, что ты можешь умереть вне зависимости от моих обещаний. Нет. Такого больше не повторится, пока я жив. Просто я не хочу более ставить себя и своих товарищей в подобное положение. Заставлять выбирать между данным словом и совестью. Я тебя не знаю, и не знаю, что ты расскажешь мне о себе. Потому не хочу и не буду тебе ничего обещать вслепую.
Хотен мастерски повесил риторическую паузу, и продолжил:
- Я думаю, если ты ушел из банды по своей воле, а теперь решил помочь в ее поимке, то ты не пропащий человек. И можешь еще встать на правую сторону. Вон, как Сава, - боярин кивнул на конюха, - тоже из ваших. Искупает вот свою вину за разбой. Он, понятно, простой мужик, с него и спроса меньше. Так ты и сделать можешь больше, по всему видно.
Юноша многозначительно откашлялся, глянул Акиросу глаза в глаза, и молвил:
- Нельзя быть честным человеком наполовину, сэр Исморт. - "на "сэре" он сделал акцент, решив пощупать на предмет благородного происхождения, - Я вот, к примеру, уже знаю, что ты с Рогачом связан. Мог бы смело волочь тебя на правеж, и вытащить из тебя всё, что знаешь, пыткой. Но не делаю этого. Потому, что ты сам ко мне пришел, добрую волю явил. И потому, что за руку я тебя не ловил, и видаки на тебя не показывали. Так и ты не торгуй достоинством, милостивый государь. Коли сказал "А", говори и "Б". Поведай, что знаешь. Если есть на тебе вина - искупи. Коли простительная - делом. Коли непростительная - честной смертью. Ну, а коли боишься, так и торговаться не будем, не на базаре. Иди своей дорогой, и я про тебя забуду. Сами как-нибудь управимся.
Хотен закончил говорить, и принялся мелодично насвистывать что-то заунывное, словно гипнотизируя собеседника...