Выражение лиц окружающих порядком напрягало. Они все выглядели так, будто узнали что-то из ряда вон. И вопросительные взгляды, которыми они обменивались, и вовсе бесил. Эйслин ненавидела такие вот недомолвки и переглядывания. В зале суда или в разговорах с клиентами девушка не раз с таким сталкивалась и понимала, что в таких случаях дело не чисто.
- А зачем вы пытаетесь меня убедить, что сейчас девятнадцатый век, а вы... кто вы там? Повстанцы-революционеры? Антимонархисты, бомбисты? Короче, непонятные темные личности? - возмутилась Доэрти. - Какой вопрос миром? Вас вообще не смущает газета, мой наряд? Посмотрите на мои вещи, хоть кто-то из ваших портных может вшивать застежки-молнии не на руках? Очнитесь. Я понятия не имею, что здесь происходит, кто вы и с какого перепугу вы сомневаетесь в благополучии королевы Виктории. Да даже мой дедушка родился уже после ее смерти!
Эйслин уже утомилась объяснять по сто первому разу, что не знает кто ее похитители и чем они занимаются.
Она смотрела на собеседников примерно с тем же выражением, что и Джуниор. С сожалением, что они настолько упрямы и не дальновидны, что не видят дальше своего носа. В каком-то смысле, Джуниор из них оказался наиболее сообразительным. Может быть, потому что молод и еще не совсем перестал верить в чудеса? Пусть и в такие нелепые, как путешествия во времени.