С близкого расстояния стало заметно, что преследователи детишек это те самые шестерки, что не отличались умом и сообразительностью, зато отличались кровожадностью и аппетитами, как у пары десятков вышедших на след жертвы голодных шакалов.
Выстрелы заставили их приостановить бег и обратить свои взгляды на ковыляющего в их сторону байкера.
Тайлеру даже послышалось удивленное «Живой?!» слегка заглушаемое его собственным надсадным дыханием.
Что–либо еще сказать не успели – с глухим криком осел тот, что льнул к близняшке за столом и был отвергнут. Судя, по проводившим его безразличным взглядам, она была последней, кто его отшил – больше бедняга уже ни к кому не пристанет.
Один из компании, самый, по видимости, верткий по причине своего телосложения, успел скрыться за деревьями и исчез во тьме леса, двое двинулись, перебежками и скрываясь, в сторону Тайлера.
Дети из поля зрения тоже исчезли, даже голоса Элли больше не раздавалось, как, впрочем, и предсмертных криков, что тоже радовало.
Собрав все мощь в кулак, Тайлер воззвал к ушлой девчонке. Попытка была всего одна, поскольку легкие кричали и поносили мужчину на чем свет стоит. Однако Элли услышала, иначе объяснить ее появление, а за ней и мальца, было бы невозможно. Как раз в то же мгновение в сторону Тайлера сразу с двух стволов отправились резвые подружки–пули, одна стервознее другой. А стоило бы всего минутой ранее показаться детишкам из–за кустов, тогда доблестный защитик их не отвлекся бы и не пропустил миг, когда еще можно было увернуться. Выстрел прозвучал одновременно с обидным щелчком осечки, но и удавшийся, он не особенно достиг цели. Когда Тайлер наконец опомнился, он заметил, что ствол в руке только у одного, другой же беспомощно трясет окровавленной конечностью и орет не своим голосом.
Тем временем из–за леса из–за гор вывернул тот самый, что отправился в погоню за детьми. Всего каких–то тридцать метров отделяли его от лакомого предрассветного завтрака.
– Бросай оружие, иначе я их пристрелю, – крикнул он неожиданно басовито и направил ствол Элли в спину.
Однако Тайлеру было не до шантажа – в любой момент его могли оставить силы, да и жизнь вместе с ними. Уже третья выпущенная пуля отбросила противника в сторону, врезавшись в кость аккурат над ключицей. Тот взвыл, но пост не бросил. Пуля же, подаренная единственному оставшемуся на ногах подельнику, была встречена скрежетом зубов, хотя и прошла по касательной, всего лишь задев, пусть и довольно чувствительно, икру.
Элли вдруг бросилась бежать назад, оставив мальчика. Ствол, поднятый ей навстречу, исторг приветствие, от которого несложно было увернуться. Подбежав, с каким–то болезненно–раненым криком она ударила согнувшегося вертлявого прямо в рану, отчего тот взвыл и упал, покатился от боли. Четвертая по счету пуля, выпущенная ею из его же пистолета, заткнула его окончательно. Элли повернулась, тяжело дыша, как будто долго бежала и сейчас могла потерять сознание. Кое–как нашла в себе силы помахать байкеру отнятым пистолетом, криво усмехнуться и тронуться ему навстречу, целясь в оставшегося. Расстояние не позволяло сделать выстрел, но Тайлер вполне успешно с этим справился, подарив вражеской образине царапину поглубже и не сразу понял, каким образом пуля, вошедшая в бедро вдруг взорвала тому голову, мерзко хлюпнувшую в унисон с раздавшимися сбоку выстрелами.
Элли, пустыми глазами взирая на поверженного, облизывая пересохшие бледные губы, вдруг стала ярко–розовой – это солнце, знаменуя начало нового дня, вставало над истерзанным лесом.
Тела поверженных врагов вдруг принялись дымиться и рассыпаться серой пылью, как и не выдержавший напора огня дом, ухнувший вниз, застонавший в предсмертой агонии, унося с собой ужас прошедшей ночи. Тот, что ранил сам себя, неистово кричал, разлагаясь на глазах.
Однако жизнь как ни в чем не бывало уже вступала в свои права, не спрашивая об оставленных ею во вчерашнем дне.
Ну какбе the end