Осень вовсю заявила о своих правах, когда пожелтел последний лист на клёне, имевшем привычку подглядывать в окно Джеймса, если то не было плотно зашторено.
Оставаться дома сегодняшним вечером казалось кощунством, особенно когда солнце наконец показало своё золотое брюхо. Даже повод нашёлся – в холодильнике повесился последний таракан. Всё, что годилось в пищу, давно исчезло оттуда. На столе покоилась лишь одинокая пачка соли да чай в пакетиках – вот и весь предстоящий ужин.
Непродолжительное время спустя, облачившийся в любимую толстовку, Джеймс уже щурился, взятый в плен солнечным светом на выходе из тёмного подъезда. Клён весело прошелестел ему вслед в качестве приветствия. Тепло, впрочем, оказалось обманчивым и пришлось нахлобучить капюшон да вздёрнуть привычным движением бегунок молнии. Та с жалобным «зззип» повиновалась.
Путь до магазина был чересчур коротким, а чудесный осенний вечер хотелось смаковать. Для этой цели отлично подходил парк по соседству. Глядя на количество праздно прогуливающихся по зарытым в листьях аллеям, становилось понятно, что такая мысль пришла в голову не только Джеймсу. Шуршащие под ногами листья, принадлежавшие некогда разным деревьям и встретившиеся в одной осенней могиле, оставляли в сердце приятный оттенок знакомого с детства звука.
Однако всему приятному когда–то приходит конец и мимо, едва не сбив непривычно задумчивого Кембера с ног, промчался парень на скейте. Следующий сразу за ним любитель вечерних пробежек остановил внимательный взгляд на Джеймсе, наверняка, поверяя того на предмет повреждений. Примечательно, что на бегуне была точно такая же толстовка. Даже дырочка от сигареты притаилась на капюшоне слева. Жаль, что осознание этого пришло к Джеймсу спустя несколько мгновений, когда тот уже был далеко. Тогда же появилось и какое–то гадкое, недвусмысленно мерзкое предчувствие то ли обмана, то ли предательства, чего–то противоестественного, неправильного, что первым делом побудило Джеймса проверить карманы, но пропажи денег или ключей не обнаружилось.
Исчезло лишь одно – радость от прогулки. Пришлось отправиться в магазин.
Смеркалось. Фонари по команде невидимого стража улиц полыхнули жёлтым – жалкая пародия на уже ушедшее за горизонт солнце.
Люди возвращались домой, нагруженные пакетами из супермаркетов, в компании детей, оживлённо болтающих о своих школьных делах, придавленные выяснениями отношений с супругами, щебечущие по телефону с подругами, не ожидающие в этот вечер ничего, кроме чашки горячего чая и сытного ужина.
Ехали автомобили, торопясь занять место на парковке. На обочине перед супермаркетом остановилось такси и девушка, выскочившая оттуда, торопливо направилась внутрь. Следом покинувший машину парень на ходу застегнул молнию на толстовке, которую Джеймс ни с чем бы не спутал, потому что носил такую уже много лет. Пару шагов, что отделяли парня от Кембера, он преодолел как–то стремительно, угрожающе быстро, вызывая желание отшатнуться, уступить дорогу от греха подальше, но тот прошел мимо, вновь внимательно взглянув мужчине в лицо, будто пытаясь понять, не знакомы ли они. Это был не вечерний бегун. Более того парень оказался девушкой. Девушкой в мужской толстовке с прожжённым сигаретой капюшоном.
Вечер обретал налёт нелепости и Джеймс поспешил укрыться от него среди обыденного и знакомого – полок с продуктами в ближайшем супермаркете.
Движение за спиной, замеченное с роковым опозданием, нарушило мирные планы. Шею пронзила жалящая, глубокая боль, что перешла в висок и, покидая тело, оказалась иглой. Магазин всего в нескольких метрах пополз во все стороны и последнее, что увидел Джеймс, стало такси, услужливо распахнувшее навстречу ему свои двери…
***
Наполовину зелёное, словно не желающее сдаваться под натиском осени дерево при обретении фокуса оказалось могучим дубом. К рукам и ногам с трудом возвращалась способность шевелиться. Шея тупой, ноющей в каждой мышце болью жаловалась на наличие раны.
Вокруг сочувственно шелестели деревья, у обочины лесной тропы, покрытой травой, весело приветствовал Джеймса золотистый клён.
Осень совсем по–иному вступала в свои права здесь, в лесу – выбирая лишь тех, кто послабее, нещадно пачкала их всевозможными оттенками красного, желтого и оранжевого, обрывала уставшие бороться листья и изо всех сил раскачивала не желающие сдаваться ели с помощью верного своего раба – ветра.
Всё прочее благоговейно молчало, прислушиваясь, как осень пытается отвоевать своё время.