Испещренный трещинками белый кафель и разделивший его на квадраты грязно серый бетон терзали взгляд своей неряшливостью, омерзительной одинаковостью. Нежелание владельца помещения сменить такой обыденный, абсолютно лишённый фантазии элемент декора раздражало еще сильнее.
Ню всего несколько минут назад очнулась здесь, в незнакомом кабинете, якобы приведенном в порядок посредством белого кафеля, на лишенном элементарной комфортности стуле, в плену белых шкафов с однообразным папочным содержимым.
В голове стояла густая пелена амнезии. Ню помнила каждое мгновение своей жизни, но как оказалась здесь, в этом кабинете, облаченная в полосатую пижаму и белые тапочки, упрямо пытающаяся найти что–то менее однообразное, чем кафель и шкафы, забыла. Это душило ее, раздражало, мучило, заставляло в беспомощном усилии напрягаться, а к моменту появления в кабинете мужчины в белом халате, уже откровенно злило.
Незнакомец, очевидно врач, улыбался, внимательно, почти ласково разглядывая девушку сквозь тонкие обрамленные золотом стекла очков. В руках он держал коробку, которую незамедлительно и поставил перед Ню. В ней, смешавшиеся в безнадежном беспорядке, выглядывали беспомощно ее вещи. Даже растаявший и принявший весьма странную форму шоколадный батончик был там.
В памяти возник эпизод фильма, где такие же коробки возвращали заключенным, покидающим тюрьму, но врач в эту картину не вписывался.
– Мисс Муар, я не стану ходить вокруг да около, потому перейду сразу к делу, – голос у врача был густым, сильным, басистым, такие не умеют говорить тихо и не скрывают свои взгляды за благоговейным лепетом.
– У нас нет оснований держать вас в лечебнице. В вашем поведении нет ничего необычного, поэтому содержать вас в клинике для душевнобольных было бы слишком серьезной мерой. Давайте также впредь договоримся, что если ваше состояние снова будет внушать вам беспокойство, вы вначале посетите психолога, затем психиатра, а уж потом придете к нам. Историю болезни я пока оставлю у себя, но официального эпикриза не будет, не стоит предавать огласке ваше пребывание здесь. У вас есть вопросы? – последнюю фразу он сказал, поглядев на часы.
Взгляд наконец нашел отдушину. Посреди этого белого кафельного безличия нашло свое пристанище огромное двухметровое старинное зеркало в резной дубовой оправе, украшенное необычной формы вензелями, похожими на арабские письмена. Оно, нелепое, словно белый рояль в спортзале, стыдливо ютилось в самом дальнем углу просторного кабинета.