Пятый день возрождающейся луны.
Четыре часа до полуночи.
Вольные земли. Северная гряда.
Лес у подножья Чертогов Спящих.
***
Огрызок луны застрял между двух острых зубьев скалистых гор. Яркий молодой серп, жнущий затерянные в вышине осколки многочисленных звезд. Оттуда умершие глядят на живых, порицая их проступки. Поддерживая их решения.
Черное небо взбороздили серебристо-серые облака. Они плыли быстро, словно спешили убраться отсюда. Порой их низкие стайки напарывались на скалистые клыки, укрытые снежной пылью. Сильный ветер то и дело смахивал ее, оставляя в воздухе многочисленные, сверкающие вихри.
Мир был тих и безмолвен. Его покой нарушало только потрескивание костра и неуверенный стрекот единственного сверчка, который странным образом все еще не впал в зимнюю спячку.
Из этих краев холод никогда не уходит. И летом, и зимой горы укутаны снегом. Реки несут в себе ледяную прохладу, а ветры голодно рвут открытые участки тела. Где-то ниже осень только-только начинает холодеть, покрывая высохшие травы спелым инеем. Здесь же сочная зеленая трава уже припорошена, укрыта снежными островками.
Высокие ели и сосны покачиваются, скрипя ветвями. В этих звуках можно угадать что-то потустороннее, болезненное. Будто пойманные души навеки застряли в этих сетях, хрипло завывая о своих муках.
Эти леса уходят дальше на запад, становясь все гуще и выше. Невидимая граница территорий остроухих начинается под их изумрудным покровом.
Он никогда там не был.
И, возможно, не будет.
Трудно сказать, что пошло не так. Были ли предпосылки. Просто в один момент жизнь вдруг лопнула с громким треском, как переполненный пузырь. На голову обрушилась темнота, испещренная мириадами разноцветных всполохов. И скрипучим пением незнакомого наречия.
На рассвете следующего дня Больверк должен был вести воинов своего племени на западные границы. Эльфы переступили черту. Эта война должна была стать первой войной с остроухими для Больверка.
Не сложилось.
Солнце клонилось к закату, когда его сознание вернулось. По положению светила он понял, что прошло не более четверти часа. Всего четверть часа отсутствовал он где-то в иных мирах, бросив свое тело. А обнаружил его посреди кровавого побоища.
Он сидел в центре деревни. Шалаши и костяные палатки были сметены, будто ураганом, разошедшимся кольцом от исходной точки - от положения Больверка.
Вокруг кровь.
Кровь сочилась по притоптанной траве. Кровь проникала в землю, отравляя ее красным, ржавым ядом. Алый закат лишь усиливал впечатление. Мир, казалось, полыхает, окутанный безумием.
Дети, женщины, мужчины. Слабые, сильные. Молодые, старые.
Все, кто попал в эпицентр - оказались повержены.
Разорванные, раздробленные кости. Растерзанные тела. Где-то справа еще пыталась ползти половина Фолкора, цепляясь окровавленными, изломанными пальцами за холодные бугры земли. Неподалеку остекленевшим, полным смертного порицания и укора взглядом смотрела на него Дэгни. Рядом с ней корчился в предсмертных судорогах маленький Олав, так и не увидевший свою пятую зиму.
Он не знал, как это произошло.
Но он знал, что это произошло из-за него.
- Уходи.
Слепой взгляд Сваранга, казалось, видит его насквозь. Шаман оказался в числе тех немногих, чудом выживших, которые находились за радиусом действия неведомой силы.
- Уходи.
Приподняв костяной посох, он громко стукнул им по облитой кровью земле.
- Отныне - ты не наш.
Голос его звучал безлико и мертво. В нем не было ни боли, ни сожалений, ни тоски. Сваранг лучше всех умел прятать свои эмоции и невозможно было никогда сказать наверняка, чувствует ли он хоть что-то.
Рядом с ним собирались выжившие. Остатки некогда внушительного племени. Они смотрели на Больверка с ненавистью. С яростью. И с ужасом.
- Отныне ты - изгой.
Последнее слово шепотом прошлось в рядах варваров.
Его провожали молча. Не в дань уважения, а чтобы убедиться, что он действительно ушел и не вернется больше в родное, обескровленное племя. Их ждали теперь трудные времена. Впереди зима, а людей осталось слишком мало. Они практически обречены на смерть. И всему виной Больверк.
- То, что здесь, - Сваранг единственный, кто все еще говорил с ним. Старый шаман приложил раскрытую ладонь к груди того, кого все эти годы воспитывал. - Управляет тобой. Должно быть наоборот. Ты должен управлять. Понимаешь? Эта сила станет проклятием. Или даром. Тебе решать.
Отняв руку, он сложил ладони на отполированной кости.
- Иди в Пещеры Памяти. Иди, и найди ответы. Иначе вопросы станет некому задавать.
Пещеры Памяти были скорее легендой, чем чем-то настоящим. О них часто говорили сказители. Где-то в самом сердце северных неприступных отрогов, в Чертогах Спящих находилась сеть узких ходов и лазеек. Сваранг рассказывал, что это место - древние колыбели гигантов. И что там хранятся их утерянные знания.
Идти до Чертогов четыре дня, по тяжелым, горным тропам. В тех местах Больверку еще не доводилось бывать. Поиск нужных пещер вообще казался невыполнимой задачей.
Но что еще оставалось?
Может, пойти на юг? К раш'арам. Плюнуть на предостережения шамана. Кошки примут его, не станут задавать вопросов...
Пока однажды все не повторится, и он не очнется среди груд трупов и кровавых холмов невинных жертв неизвестной силы.
От раздумий вывел новый звук. Где-то скрипнула ветка. Сквозь громкий треск и скрежет стонущих сосен это казалось незначительным и не стоящим внимания. Но буквально сразу Больверк ощутил чужой, пристальный, разумный взгляд.
За ним кто-то следил. Из темноты ночного леса, за границей светового пятна от костра.
В тенях мелькнули желтым росчерком яркие, большие глаза.