Краешек двери в квартиру приоткрылся. Запершийся монах, ожидая кредиторов, умудрился каждый день слушать ссоры и дрязги жителей города. Боялся выходить наружу, считая, что каждый ополчился на каждого, и стоило переждать бурю.
Сейчас, как ему казалось, буря утихла. Он, человек, снова мог на что-то влиять. Роберт сильно надеялся на это. Но, когда он все-таки пришел на площадь и увидел оставшихся людей, не смог удержаться от решительной и горячей проповеди прямо на головы грабителя могил и бойца воздушно-десантных войск. Накипело. К сожалению, а может, и к счастью, несколько дней кряду не говоривший монах слегка потерял способность к построению осмысленных предложений. Со стороны выглядело это так, будто безумец в рясе орет, размахивает руками и вдохновенно произносит невыразимую белиберду. Наконец, морально удовлетворившись и отвернувшись от них в сторону гробовщика, Роберт значительно тише - и куда более внятно - произнес:
- И ты единственный, кто действительно позаботился о жителях. Хотя бы проводив их в последний путь. И поэтому, именно поэтому, я даю свой голос в твое распоряжение. Ты не ошибешься.
Монах устало опустился прямо на камни, отбив себе пятую точку и охнув при этом. Затем посмотрел прямо на шляпу ВДВшника и продолжил.
- И тебе еще. Ты очень пытался созвать мирных. Почему-то я тебе доверяю. Прости за проповедь, просто не сдержался.