— Хупер? Он был... милый. Не вмешивался ни в какие политические интриги, вся эта грёбаная Пляска Смерти, он всегда был против этого. Говорил, что если хочешь жить вечно, надо держаться от этого дерьма подальше. Мы обычно зависали где-нибудь в нашем домене, с нашей бригадой, или здесь в клубе, если Вэл достанет проходки. Хуп был добрый, с ним приятно было просто поболтать, он никогда не лез не в своё дело, боясь обидеть. И молчать с ним приятно было. Я таких как он не встречала ни в этой, ни в прошлой жизни. Один раз я... один раз мы гуляли, бродили возле форта Макомба, после моей охуительной поездки к моей охуительной сестре, которая выбесила меня так, что я хотела уже рвать когти куда-нибудь в Сиэттл. Я хожу, тихо злюсь на всё вокруг, но Хупер меня не трогает, просто рядом ходит. А я ворчу, и ворчу, и ворчу, про город, про людей, про погоду, про болота вокруг, про этот грёбаный форт, в который даже нельзя зайти, а Хупер только слушает и слушает. А потом...
Голос Саш дрогнул, она попыталась проглотить ком в горле.
— ... потом вдруг наклоняется к одной их этих торфяных луж и срывает какой-то синий цветок... и протягивает мне... и говорит...
Келли увидела, как по щекам Саш побежали кровавые полоски слёз.
— ...говорит: «Я люблю тебя. И это навечно».
Слёзы продолжали литься одна за другой, пока Саш пыталась закончить рассказ.
— А я... я пытаюсь выглядеть крутой... говорю такая, типа... говорю, «что это за херня?». А он... он отвечает: «Это не херня, это...».
Голос сорвался, дрожащими руками Саш размазывала слёзы по щекам.
— ...он говорит: «Это не херня, это гиацинт».
Саш снова достала из кармана пачку и попыталась вытащить из неё сигарету, но вся пачка упала на асфальт под её ногами, и Саш злобно пнула её в сторону, пряча дрожащие руки в карманы своей косухи.