Луи встряхнул головой. Он слышал речь Оутем и она здорово дала ему под дых. Молодой вампирёныш и забыл уже всю эту лужу дерьма, которая выливается на человека, которому ставят диагноз. Ах, не так. Гревью вспоминал, что это всегда слово с большой буквы. Диагноз! Как-то так...
Гревью послюнявил пальцы и нервно захотел поправить причёску. Такие простые жесты, кажется, умирают через несколько десятилетий этой Пляски Смерти.
Луи покрутил головой, похрустывая шейными позвонками.
Не хрусти, Луи, это вредно!
Не делай так - шея разболтается и начнутся головные боли!
Кажется, такой бред несли его однокурсники и преподаватели...А что теперь? Теперь он сам, прошедший сквозь муки онкологии, череду химиотерапий и чёртову смерть, сидит и слушает стенания людей!
Луи почесал кончик носа.
Всё тлен.
Рано или поздно на два метра под землю уйдут все они. И ноющие, и мотающие сопли на кулак онко-больные, которые собираются на его зов. И те, кто мнили себя успешными и владетелями людских болезней и здоровья, кто сидел с ним за одним студенческим столом и топтал студёный кафель оперблока...
И лишь сам Луи останется. И всё так же будет поправлять причёску, хрустеть шеей да неумело почёсывать кончик носа.
- Давайте все немного - приглушённо выпалил Луи. - Давайте все немного разбередим эту мерзкую тишину, которая тут повисла.
Гревью взялся за свой мобильный аппарат и вышел вон из комнатёнки с обречёнными страдальцами.
Что я делаю? Мать твою, Луи, что ты вообще делаешь с этими людьми? Господь дал тебе руки, чтобы оперировать и мозги, чтобы думать, а ты, мать твою, занимаешься какой-то хернёй? На что ты просираешь свою вечность, ублюдок белобрысый?
Внутренний монолог, кажется, длился те бесконечные мгновения, когда пальцы теребонькали по сенсорному экрану. Чёрт! Эта мерзкая паскуда срабатывает не сразу,ибо метаболизм мёртвого тела такой клёвый! Сенсор плоховато воспринимает пальцы покойника, который возомнил, что ему неплохо бы попить людскую кровушку да походить среди живых. Ну, ещё не так уж и долго живых...
Гревью ухмыльнулся. Ему стала слишком привычна смерть, а Реквием подбросил слишком много дерьма на вентилятор, чтобы он призадумался о собственной душе и тех своих жалких мечтах и фантазиях, что бормотал тогда в пустоту палаты интенсивной терапии... Боже, если ты сохранишь мне жизнь, то я то и это...Я буду хорошим, добрым и бла-бла-бла в том же духе!
Как часто он слышал это из уст своих пациентов и ничего не мог с этим поделать!
Луи всегда думал, что в его профессии всё очень и очень сложно, а уж говорить людям о том, что у них онко-болячка - та ещё шняга. Но он ошибался. Чёрт, этот тридцатидвухлетний Диаз напомнил ему своего товарища. Он учился с Гревью в этой забытой Создателем стране на Карибах и все называли его чёртовым Русским. Молодой паренёк смог то,что не под силам многим тысячам американцам, а уж про треклятых иностранцев и говорить не стоит. Вышколенный в какой-то занюханой стране третьего мира, которая потерялась на карте Европы, молодой человек сумел вырваться и учился на какую-то очень редкую и никому толком неведомую специальность.
"Ты лупишь детей молотком и тебе ещё за это отваливают кэш, парень! Выглядит как работа мечты!" - пошутил тогда неудачно Луи. И был ужасно не прав. Потому что его, Луи, больные какое-то время жили и умирали от своих онко-дерьмо-болячек, а вот маленькие крошки-пациенты Русского жили со своими бяками всю свою жизнь, превращая в кромешный кошмар и каждодневные страдания существование и своих родителей, бабушек,дедушек и всех-всех родственников.
Кажется, Луи напился в хлам после того как прошёлся по отделению, где стажировался Русский.
Гревью поднёс к уху аппарат и проблеял невнятно, отгоняя ненужные помыслы прочь:
- Мда, слушаю...