Последние мгновения в жизни Марики были из тех, что сложно назвать приятными. Погрузив толпу своих недобровольных последователей в кровавое безумие, она возможно думала, что став чудовищем перестанет бояться чудовищ. Но столкновение с Инкурсией, эгоистичной, слабой трусливой и истинно не по человечески жестокой к тем, с кем она может себе это позволить – заставило ее пошатнуться в этом мнении. Горло все еще сдавливали спазмы от ощущений того, как когти и щупальца рвут ее на части, неторопливо, со вкусом, давая тканям восстановиться и снова разывая их, превращая регенерацию из благословления в проклятие. Единственное оружие которым могла противостоять ей девушка – ее голос оказался бесполезен, ей просто не давали ни секунды на то чтобы им воспользоваться. Тварь с щупальцами в страстном поцелуе откусила ей язык, проткнула когтями голосовые перепонки и переломала ей все пальцы, на руках, которыми Марика бесплодно пыталась защититься, от превосходящих числом конечностей Вторженки.
Девушке оставалось лишь булькать разорванным горлом с ужасом понимая, что сознание не торопится ее покидать, а значит, перед смертью ей придется полностью прочувствовавать, как рвут на части и насилуют. Не ограничиваясь естественными отверстиями, щупальца и руки твари проникали в синеволосую демонессу сквозь рваные раны, «лаская» ее изнутри. Острые словно у хишной рыбы, зубы, скрывшиеся за чувственными губами оживленной картины, легко отрывали один кусочек плоти за другим: нижняя губа, мочка уха, сосок, веко. Судя по тому, что Инкурсия сплевывала их, вместо того чтобы проглотить – проделывалось это не из голода, а скорее ради эстетического удовольствия. Картина получала дополнительное удовольствие от своих действий, уродуя по ходу дела назойливую конкурентку.
И лишь когда снаружи начали добивать последних ее фанатов, подпитываемая ими, даже внутри картины, в которую ее затащили, Марико, обесчещенная и изломанная, стала восстанавливаться от получаемых ран все медленнее, ее мучительница соизволила перейти к главному блюду. Вскрыв грудную клетку певицы, Тварь весело улыбнулась той на последок, слизывая с губ ее Марико алую кровь, и вырвала демонессе-полукровке сердце.
* * *
Тьма. Боль. Страх. Холодный пол.
Марико, все еще ощущавшая как когти Твари сжимаются вокруг ее сердца в ужасе завизжала и только в этот момент поняла, что ее горло больше не разорвано в клочья. Судорожно ощупав себя, она могла убедиться в отсутствии на теле ран. Более того, вместо ошметков ее одежды на ней было вполне приличное платье.
- Ну что там еще за шум. – Раздался над головой мужской голос.
Он был мягок и ласков словно бархатная перчатка, но тем не менее, узнавание его вселило в сущность девушки ужас, чуть было не затмивший все недавно (недавно ли?) пережитые в компании с Инкурсией впечатления. И не удивительно, смешно было даже сравнивать такую как она с отцом Маарико. А не узнать его голос было бы сложно.
Вскочив на ноги, словно ужаленная, синевласая демонесса увидела перед собой с ленцой развалившегося на подушках женственного юношу, тело которого умащивали маслом обнаженные рабыни самых разных рас и видов. Будучи настоящим чудовищем внтури, в таких вещах как щупальца или клыки Асмодей не нуждался. Или, может быть, просто не желал показываться с ними на людях.
- А, Тринадцатая... – Узнавание в голосе отца было густо замешано на скуке. – Ну и с чем пожаловала? Бегать надоело?