Меж тем в противоположном конце зала тишина и созерцание активно нарушалась восхищенными ахами и охами, а порой даже аплодисментами - творение художника не теряло времени даром, пользуясь тем что тот пока отвлекал разговором опасную конкурентку. Сама синеволосая Инкурсии не понравилась сразу, слишком яркой внешностью, голосом и поведением. Цветная картинка на черно-белом фоне, как и она сама, как и её сейчас немного побледневший внешне, но по-прежнему яркий Создатель. Яркий и шумный - его визгливый хохот и разглагольствования были прекрасно слышны на весь зал, однако он не воспринимался как соперник, совсем наоборот. Союзник, источник силы, часть тела. Впрочем конкретно кто был частью кого Инкурсию волновало мало, у неё были гораздо более увлекательные занятия чем бессмысленные философские рассуждения.
Она остановилась перед массивной картиной изображавшей какой-то пир без малейших колебаний перешагнув через столбики заграждения положила на её поверхность сразу несколько рук, задумчиво поглаживая её. В процессе создания Каин передал ей часть того что знал сам, но название этой картины в них не в ходили. Хотя Художнику не было совсем безразлично икусство бездарей и он все же испытывал к нему некое подобие уважения. Она выбрала эту картину из-за её размеров, того что она была расположена на видном месте и в целом выглядела достаточно интересно.
Единожды оживлённое не могло да и не хотело возвращаться в плоское существование, вместо этого прикосновение Инкурсии, её Дар, создало успевшее стать привычным объёмное пространство на той стороне ставшей окном картины. Маленький мирок, сцена с застывшим безмолвными фигурами. Сухими и безжизненными, но все равно имеющими наглость цеплять собой взгляды, вызывавшими непреодолимое желание залезть, вторгнуться в их застывший мирок и загородить их собой. Желание бывшее, по крайней мере сейчас, для Инкурсии основой её существования.
Грань между «мирами» поддалась лёгкому нажатию когтистой руки, тонкая и хрупкая, но только для создавшего её существа - единственного ключа к созданной ей же двери. Инкурсиа залезла внутрь, грациозно и неторопливо, наслаждаясь греющими спину и области пониже её взглядами, но проникнув на «сцену», будучи уже не способна сдерживаться, торопливо подбежала к сидевшему в её центре мужчине и уселась ему на колени.
Фигура как и ожидалось оказалась тёплой на ощупь, но твёрдой словно каменная статуя, глиняная скульптура обожжённая бесчисленным количеством взглядов.
Одна из задних рук попыталась лишить человека кружки что он держал в руке - безуспешно, монолитную статую скорее всего можно было только слегка наклонить, в виду того что та каким-то наглым образом цеплялась за своё место в композиции.
Неудачная попытка вандализма несколько расстроила «химеру» считавшую что нет ничего веселее надругательства над чужими «святынями». Кроме наверное вандализма в кампании. Да, это была великолепная идея — «пригласить» одного, а лучше нескольких столпившихся перед окном в этот неподвижный мирок наблюдателей, путь они топчат и бессовестно щупают его нутро. Насильно заставить их уподобиться ей и собственными же шаловливыми рученьками лапать до этого бывший возвышенным и недоступным образ. Вскочив со своего не слишком удобного кресла Инкурсия решительно двинулась к окну намереваясь вылезти из него и аккуратно, что бы не поранить непривычно ценную публику когтями, обнять кого-то из неё и утащить с собой в гости.
...
В свою очередь выслушивающий совершенно неуместные с его точки зрения подробности личной жизни «не-суккубы» Каин спокойно стоять на месте был явно не способен. Художник кружил вокруг Марико, не в меру активно стараясь рассмотреть её с разных ракурсов наклонял голову иногда присаживался на корточки, а пару раз кажется пытался последовать взглядом за вылетавшими изо рта девчёнки словами. Ничуть не разочарованный что та вместо хотя бы намёка на готовность серьёзно сотрудничать продолжала вешать ему на уши лапшу, выпрашивать все бесплатно и просто нести какой-то религиозный бред, он был целиком погружен в изучение до этого момента незнакомой грани его конкурентки. Её миленького, безобидного и пушистого образа маленькой девочки просящей о помощи. Каин имел свои понятия о добре и зле, уважая подобные сильные образы, не важно какие по своей сути, в равной степени восхищаясь обладающей захватывающей дух красавицей и вызывавшим рвотные позывы чудовищем. Не без критично-презрительный призмы уверенности в превосходстве собственных творений, но тут ничего нельзя было поделать.
- Бояться? Вот ещё. Много чести. - отмахнулся он, но все же частично втянулся в спор о природе и мышлении божественных и демонических сил не устояв перед возможностью продемонстрировать некое превосходство перед неграмотной девчонкой. - И не надо тут про традиции и правила! Общеизвестный факт что демоны и наоборот. Как раз следуют своим сердцам, и не могут по другому. Естественно! Правильно!! Как для тебя то чем занимаешься ты!
После чего наконец перестав рассматривать Марико, Каин пристально уставился на картину в её руках.
- Боль, боль, боль… Как будто это что-то плохое. Со страданиями приходит Вдохновение! А просто реставрировать портрет для меня сущий пустяк. Давай сюда.
Не слишком аккуратным движением выхватив протянутый ему портрет, Каин, безумно ухмыльнувшись неожиданным и резким движением запустил себе в рот палец прокусив его до крови, или точнее краски, тут же ткнув им в продырявленный глаз куклы Сарзак. Ранка расширилась выпустив наружу ровно столько переливающейся субстанции что бы затянуть отверстие, ещё пара мгновений, крохотная вспышка воплощающего контура и от «раны» на лице куклы не осталось и следа. Новый глаз идеально вписывался в тематику и палитру картины словно художник не чинил её а повернул время вспять возвратив изображению изначальный облик.
- По настоящему великие вещи рождаются на самом низу! А она была на пути к тому что бы стать великой, думаешь зачем она понадобилась тритонам? Все её музыка, все её талант… - небрежно сунув картину обратно Марико.