Вьетнам. Куда бы ты не уехал из него – Вьетнам последует за тобой. Он будет улыбаться тебе из глаз прохожего из Чайна-Тауна, он будет будить тебя ночным ревом моторов автомобилей под окном, он будет тикать часовой бомбой в твоей крови, раз за разом заставляя непроизвольно хвататься за пистолет, который уже много лет не ставили на предохранитель. И однажды, не выдержав этого давления, ты сам вернешься во Вьетнам. Снова. И снова. И снова. Когда ты, наконец, сдохнешь перестав коптить этот мир дымом дешевых сигарет, ты знаешь, что ждет тебя по ту сторону могильной плиты. Вместо чертей с вилами в аду тебя встретит влажная как мошонка пятибаксовой шлюхи жара, запах гниющей листвы и маленькие ублюдки, ползающие по норам не хуже крыс и ставящие ловушки из кольев смазанных собственным дерьмом.
В этом месте ничего подобного не было. Вместо душных джунглей – пустая фляжка и ветер, забивающий песком каждую обнаруженную щель. Вместо косоглазых коротышек – выжженные солнцем надменные криворожие человекоподобные верблюды. Меняло ли это хоть что то? Навряд ли. Распоротая глотка задремавшего караульного. Вьетнам. Дизентерия, гниль возникающая в каждой царапине и ближайший туалет с удобствами вроде туалетной бумаги на другом конце обитаемой вселенной. Вьетнам. Дети с рождения вместо сиськи тянущиеся к калашникову. Вьетнам. Плохой сон. Паршивый аппетит. Почти не берущий за душу не разбавленный медицинский спирт. Въевшееся в плоть и кровь ощущение того, что в каждую секунду может понадобиться схватить оружие и пойти убивать. Вьетнам. Вьетнам. Вьетнам.
Отсутствие женской ласки. Это тоже Вьетнам. Хотя в этом отношении тридцать третьему корпусу миротворческих сил повезло немного больше. Из одной из подбитых машин уловного противника им удалось извлечь еще живую террористку. Поразительно просто до чего бледнокожую для местной террористку. Была бы ты советской шпионкой, смеялись солдаты, был бы другой разговор. Террористка молчала и лишь смотрела зверем. Возможно, она не хуже морпехов знала, что с террористами, что со шпионами разговор одинаковый, лицом к стене и мозги ровным слоем по засохшей глине. А тут ничего, прижилась, и подлатали и прикормили. Рожей террористка вышла вполне себе ничего, пусть и покоцанная слега а все лучше доброй половины местных верблюдиц, которые еще и неизвестно чем болеют. А то, что одноручкой осталась после аварии, так это только сподручнее. Вывернешь бывало ей запястье так, чтобы сама согнулась как надо и приголубишь туда, куда природой в общем то и не предусмотрено, но от этого только интереснее.
Впрочем, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Не осталась таковой и доброта доблестных миротворцев разорившихся этой твари и на медицину и на кормежку. Одной руки и пластикового ножа оказалось вполне достаточно чтобы расшатать и выковырять из нар стальной скрепляющий стержень, вбить его в глаз уставшего после очередного акта моральной и физической релаксации лейтенанта, снять с его пояса табельный пистолет и ключи, и покинуть гостеприимных хозяев выбив бампером грузовика не самые крепкие ворота временного лагеря.
Застань кто-нибудь из подчиненных Анну Пушкову, больше известную по своему псевдониму, за ностальгическим изучением потрепанной фотографии, на которой в кадре с задорными улыбками старались уместиться порядка сорока парней в песочного цвета форме военно-морских сил самой великой и демократичной державы в мире… у него могло бы сложиться довольно странное впечатление. При более внимательном взгляде, впрочем, могло бы обнаружиться, что больше половины лиц на фотографии вычеркнуто крест на крест красным маркером. И еще одно обведено. Да и в «ностальгической» улыбке девушки скользили какие то острые, совсем не романтические нотки.
Ты можешь сбежать от войны. Но однажды она придет за тобой сама. Если хочешь – можешь называть ее Вьетнамом.