Испугались мальчишки, разлетелись потревоженными комарами, но с готовностью снова собраться, облепить и тревожить своими мелкими укусами. А если много их будет, то и досуха выпить могут. Скатывается яркая бусина крови по щеке, горит угольком, манит. Тянется к ней всей душой Ярра, чувствует ее жар. Пьет боль и расцветают на ее щеках цветы румянца. Еле взгляд отвела, отвлекшись на продолжавших яриться собак.
Зябко стало Ярре, когда увидела она тени, когда ощутила вонь, коконом окутывающую их. Сердце словно сжала невидимая рука и дышать стало тяжело. А вонь навязчиво забиралась в нос, вызывая тошноту и противный комок в горле. Девочка прижала ладошку к груди, заслезившимися, вдруг, глазами глядя на скорбную вереницу в тишине шагавшую мимо их стойбища. Даже звон комаров, кажется утих. Словно не живые шли, а мертвые... Вон и голые ребра видны, сквозь гниющую плоть собаки и сползает клочьями со спины оленя шкура, обнажая кишащее опарышами мясо.
Не в силах смотреть, Ярра отвернулась, судорожно проталкивая в легкие воздух и пытаясь усмерить взбунтовавшийся желудок.
И Паналыку боится - его страх девочка тоже ощущала кислым запахом забродившего молока и пропитанного потом мха. Но Паналыку взрослый уже, скоро мужчиной станет, поэтому не может он страх свой показать. А она? Если хочет стать хорошей женой, то ей тогда тоже не должно быть страшно.
- И я с тобой! - сжав маленькие кулачки, девочка подошла к Паналыку, - Вместе пойдем!