Дверь распахнулась без скрипа, будто ждала легкого толчка Пэрла, и мальчик вошел в кухню.
Тихо, на кончиках пальцев. И шепот, едва слышный, заставил вздрогнуть его самого.
- Кто тут? - Эхом вернулся к нему вопрос. Чуть вздрогнули, зазвенев, чашки с тарелками.
- Кто тут? - брякнули кастрюли котелки, выстроившиеся на полках
- Кто тут? - в унисон отозвались ложки в ящике.
Кроме эха, звоном раскатившегося по кухне, никто не ответил Ларкину. Только флейта - но было ли это ответом?
Мелодия продолжала нежно шептать и насвистывать, легко переливаясь в ночном полумраке.
И никого, кто мог бы на ней играть. Только шкафы и буфеты, и корзины, и ларь с мукой, а еще чисто выскобленный стол и стулья, но нет ни души. А может быть, только душа, одна чистая душа, без тела - витает тут, изливаясь музыкой?
И кухня, окутанная мелодией, стала больше, светлее, чище. Еще больше. Просторный овальный стол, накрытый хрустящей узорной скатертью. Высоченные шкафы на гнутых ножках с инкрустацией, возносящиеся до потолка. Чисто отдраенная посуда, выстроенная по ранжиру, поблескивает медными боками. Стулья с резными спинками - целый пиршественный зал.
И запах! Он стал еще сильнее, дразня, щекоча нос, маня обещанием вкусной, по-настоящему вкусной еды. Бетси действительно отлично стряпает - для Блэквудов. Им достается и запеченная с базиликом индейка, и куриный пирог с грибами, и щедрый наваристый мясной суп с луком, в котором стоит ложка, и густые сливки, и вишневая шарлотка - всё им, только им.
Вот и сейчас, пахнет. Бесподобно пахнет. Теплой выпечкой, мясом с пряностями, свежими яблоками. Не теми подгнившими кисловатыми, которые иногда перепадают воспитанникам после переборки урожая, а настоящими, крепкими, сочными. Вот она, корзина, у самых ног. И булочки, конечно, это булочки с корицей, накрытые белой холщовой тканью, остывают на буфете.
Но где же Марси и Джон? Они должны были пойти на кухню. Даже в большой кухне они не могут потеряться. И Ларкин совершенно точно не слышал никаких звуков скандала - а если бы их обнаружили, то дом бы уже стоял на ушах.
Нет, ничего и никого, только флейта, тихо поющая Пэрлу. Оттуда, из дальнего конца комнаты, где под окном всегда находился ледник.